– Леди Антония, это безумие! – закричала Нелли, пробравшись сквозь толпу. – Ради Бога, прошу вас, возвращайтесь обратно в дом, пока до смерти не простудились!
– Подозреваю, что, если ты откажешь миссис Уотерс, она просто останется здесь с тобой и окончательно разболеется, – тихо сказал Гарет, мягко развернув Антонию.
С явной неохотой та кивнула и отошла от Гарета, а ему вдруг захотелось пойти за ней, но кто-то спас его от безрассудства, отрывисто кашлянув позади.
– Вы нужны мистеру Уотсону, ваша светлость, – сказал один из слуг.
– Да, конечно. – Гарет быстро пересек двор. Огня уже почти не осталось, и бригада с ведрами расходилась. – Сильный пожар, да?
– Но благодаря вам и мистеру Кемблу все остались живы, – кивнув, сказал управляющий имением. – И дождь начался очень кстати. Думаю, худшее уже позади – почти.
– Почти? – Гарет недоуменно посмотрел на Уотсона. – Что вы хотите этим сказать?
– Думаю, вам следует кое-что увидеть. – Бросив на Гарета встревоженный взгляд, управляющий пошел через хозяйственный двор к конюшне, где начался пожар.
Двери все еще были распахнуты настежь, и было видно, что изнутри они обуглились.
– Что здесь загорелось? Какой-то экипаж? – спросил Гарет Уотсона, когда они осматривали повреждения.
– Новая молотилка, – мрачно ответил управляющий, указав в темную, еще дымящуюся глубину.
Гарет тихо выругался.
– «Разрушители машин»?
– Я тоже сначала так думал, – пожал плечами Уотсон и закрыл одну створку дверей, – пока не увидел это.
Внутренняя сторона дверей почернела, но большая часть белой передней панели не пострадала – как и криво написанные на ней кроваво-красные буквы. Гарет почувствовал себя так, словно из него вышибли дух, словно мальчишки из Шордича опять повалили его на землю.
«Гори в аду, жид».
Трудно сказать, сколько времени Гарет молча смотрел на надпись, стоя под дождем, стекавшим по его лицу.
– Простите, ваша светлость, – с виноватым видом наконец нарушил тишину Уотсон, – но я подумал, что… вы должны это увидеть.
Гарет спиной ощущал взгляды слуг, присутствующих при этой сцене.
– Оставьте ее открытой, – отрывисто сказал он. – Просто… оставьте открытой. Не нужно всем это видеть.
– Это гадость, ваша светлость, – убежденно сказал Уотсон. – Самая настоящая гадость. Мне очень жаль. Люди так не думают. На самом деле не думают. Англия начинает меняться.
– Но вероятно, кто-то все же так думает, – тихо возразил Гарет.
А затем Уотсон удивил Гарета тем, что положил ему руку на плечо и тихо сказал:
– Завтра я сниму ее и сожгу до конца.
– Матерь Божья, – глядя на дверь, прошептал доктор Осборн, который, держа в руке черный зонт, остановился рядом с Гаретом. – За это кого-то следует повесить.
– Спасибо, что пришли, Осборн. – Гарет обернулся и пригладил грязной рукой намокшие волосы. – Что ж, давайте войдем внутрь и…
Очередной удар грома не дал ему договорить. Создавалось впечатление, что небеса разверзлись и начался настоящий потоп.
– В контору Уотсона! – крикнул Гарет, стараясь заглушить шум дождя, и, схватив за руки доктора и миссис Масбери, потянул их за собой.
– Все остальные – в кухни! – распорядилась экономка. – Быстро! Быстро!
Слуги побежали мимо конторы к дверям нижней кухни, а Гарет в сопровождении Осборна, Уотсона и миссис Масбери – в контору. Кембл был замыкающим, а Коггинз исчез. Как только все оказались внутри, вспышка молнии рассекла небо.
– За всю свою жизнь я еще никогда так не радовалась грозе! – отряхиваясь, воскликнула экономка. – О, ваша светлость, мистер Кембл, вы вели себя по-настоящему отважно!
– Кто из слуг пострадал? – спросил Гарет, переводя взгляд с миссис Масбери на Уотсона. – Кто-нибудь получил ожоги?
– По-моему, Эдвардс, второй лакей, сломал палец, – сообщила миссис Масбери. – Несчастный случай произошел, когда передавали ведра с водой.
– Ну вот, Эдвардс – ваш первый пациент, – обратился Гарет к доктору. – А потом вы должны осмотреть всех, у кого еще воспалены миндалины. Я подозреваю, что они все до одного были сегодня ночью в дыму и под дождем.
– Боюсь, что так, – согласился Осборн, проверяя содержимое своего саквояжа.
– И будьте добры, осмотрите миссис Масбери, – продолжал Гарет. – У нее слабые легкие. Герцогиня уже упрекала меня за то, что я как-то заставил ее стоять под дождем.
Экономка, по-видимому, смутилась и, только когда Гарет подмигнул ей, позволила Осборну увести ее.
Уотсон сел за свой письменный стол, а Гарет плюхнулся на ближайший стул. Комнату наполнила гнетущая тишина. Гарет увидел, что у Кембла обгорела прядь волос, а на высоком, обычно безукоризненно чистом воротнике красуется полоска сажи. Проклятие, он совершенно не рассчитывал на такой поворот событий.
– Машина испорчена, – констатировал Кембл. – Но в данном случае «разрушителями машин» были антисемиты. Интересно, сколько их болтается по югу Англии с красной краской и трутницей?
– У вас есть какие-нибудь предположения? – спросил Гарет.
– Предположения – да, но не более того. – Мрачно взглянув на Гарета, Кембл небрежно прислонился к шкафу с выдвижными ящиками.
Уотсон сидел за письменным столом, тяжело откинувшись на спинку кресла и засунув руки в карманы куртки.
– Похоже, что тот, кто это сделал, не мог устоять против желания нанести последний злобный удар, – сказал он. – Конечно, допускаю, это могли быть «разрушители машин», но все же я так не думаю. Мы ее даже еще не опробовали. И мы никого не уволили. И не собирались. Всем работникам это известно.
– Я знаю, чего мне хотелось бы. – Кембл отошел от картотечного шкафа и, широко расставив руки, оперся на стол Уотсона. – Мне хотелось бы десять минут побыть наедине с этим работником конюшни, которого вы последним вытолкали в окно сарая.
– С этим парнем, у которого красный нос? – удивился Гарет. – Зачем?
– У него был… какой-то виноватый вид, – сосредоточенно насупившись, ответил Кембл. – Да, он, конечно, болен, но здесь есть что-то еще. Если бы вы не приказали ему лезть в окно, я не уверен в том, что он решился бы уйти. А потом, когда вы приказали всем больным идти в кухни, он не пошел, а присоединился к пожарной команде миссис Масбери.
– Проклятие, – не сдержался Гарет, – неужели это он?
– Догадываюсь, что вы говорите о Хауэлле, – вмешался в их разговор Уотсон, отодвинув кресло от письменного стола. – Крупный парень лет пятнадцати? Последние два дня он провел в постели, у него была температура. Я не могу себе представить, чтобы он мог совершить поджог.
