– Как вы оказались во Франском монастыре, если вас отправили совсем в другую божью обитель? – спрашиваю я.
– У меня остались кое-какие сбережения и кое-какие проверенные знакомые, в том числе и при дворе.
А удачное сочетание первого и второго, как известно, способно открыть немало дверей и раздобыть нужной информации в достатке.
– Вы сбежали?
– Зачем так грубо? – Мадалин словно забывает, что мы не в дворцовой зале среди веселящихся придворных, наслаждаемся музыкой, приятной беседой и шутливыми словесными пикировками. – Побег предполагает преследование, необходимость скрываться, даже быть вне закона… я же просто сменила одну божью обитель на другую… а потом на третью.
Где ожидался визит суженой государя.
– И вас не хватились?
– Во всех этих монастырях столько сестёр… молодых и старых, ведомых истовой верой в богов и своё призвание и оказавшихся в стенах святых обителях по причинам куда более приземлённым. Не поверите, но эти одежды и покровы делают женщину на диво безликой, будто она становится тенью себя прежней. Ни молодой, ни старой, ни красивой, ни увядшей. Никакой, – Мадалин небрежным жестом проводит по чёрному подолу, касается конца верёвочного пояса. – Вы задумывались, почему для моей ссылки избрали именно монастырь Молчаливых сестёр? Они хотели закрыть мне рот, сделать так, чтобы я умолкла навеки.
– Таково было решение Его императорского величества, – вмешивается Шеритта.
– Коему поспособствовали и дражайшие мои родственники. Как ещё на законном основании заткнуть рот женщине высокого положения, не опускаясь при том до очередного несчастного случая? Суть преступления, поставленного мне в вину, такова, что меня не могли судить открыто. Помилуйте, где это видано, чтобы благородную фрайнэ судили за передачу супруге императора незаконной настойки, дабы последняя могла тайно избавиться от приплода, зреющего от чужого семени? – Мадалин хмыкает презрительно, качает головой. – Нет, дорогая Астра, меня могли лишь запереть понадёжнее и лишить не просто права голоса, но самой возможности говорить.
– И всё же вы здесь, фрайнэ Жиллес, а не в обители Молчаливых сестёр, – напоминаю я.
– Потому что я не намерена молчать. Такое вот недозволительное для женщины желание… если только не случилось ей родиться на землях матриархального государства, – Мадалин усмехается, идёт неторопливо вдоль книжных полок. – С малых лет мне твердили, к какому великому, могущественному роду я принадлежу. Мать не позволяла забыть ни себе, ни мне, ни всем вокруг, что она урождённая Элиас, а отец и не думал ей перечить, надеясь подняться повыше за счёт связей и влияния родственников супруги. На место в Совете рассчитывал… правда, так и не получил. И я не забывала о своём происхождении. Помнила всегда, даже когда меня отправили под венец с первым моим мужем. И когда вскоре после его смерти я обвенчалась с фрайном Эднандом Жиллесом. И когда прибыла ко двору. Когда по протекции дяди Дебона вошла в свиту Её императорского величества Терессы. Когда узнала Стефана. Что бы ни происходило в моей жизни, я ни на мгновение не забывала, кто я и откуда пришла.
– Справедливости ради, фрайнэ Жиллес, Элиасы всегда использовали свои связи себе на благо, и вы не исключение, – снова заговаривает Шеритта, не скрывая неприязни, сухой, царапающей сотнями колючих песчинок.
– Я и не спорю, что при иных обстоятельствах, родись я в другой семье, и положение моё было бы иным. Как, впрочем, и ваше, фрайнэ Бромли, – Мадалин отворачивается от Шеритты и продолжает: – Род Элиас с давних пор славен богатством, могуществом и изрядным влиянием на севере, они постоянно расширяли связи, выдавая замуж своих дочерей и принимая чужих, объединяя земли и состояния. Однако возможность приблизиться к первопрестольному древу за счёт брачного союза с дочерью императорского рода всегда особенно манила их… главу за главой, поколение за поколением. Да и с таким количеством родов, обряженных в их цвета… как не задуматься о вероятности, что однажды девой севера будет избрана фрайнэ из их рода? Но Её императорское величество Тересса не была северянкой, ни одной из императорских кузин им не досталось, и сестры у Стефана не было. Известно ли вам, фрайнэ Бромли, как негодовала старшая ветвь, когда узнала, кто станет вашим мужем? Фрайн Шейд Бромли, всего лишь Бромли. Род старый, преданный императорскому венцу с незапамятных времён, но кто они по сути своей, эти Бромли? Старые вояки, дворовые псы императора, и только, а псам можно и голые кости кинуть.
Лицо Шеритты непроницаемо, но по мимолётной горькой тени в напряжённом взгляде я догадываюсь, что обрывки тех давних разговоров не миновали её, довелось ей слышать, что говорят о её браке.
– Когда пришёл черёд молодого императора выбирать супругу, дядя Дебон немало надежд возложил на деву севера. Однако Стефан отдал предпочтение фрайнэ Аурелии, деве востока. Произошедшее с ней несчастье действительно было случайностью. По крайней мере, мне ничего неизвестно о возможном злом умысле. К сожалению, подобные несчастные случаи порою просто происходят… по воле Благодатных или и впрямь по нелепой случайности. Разумеется, никто тогда и мысли допустить не мог, что всё так повернётся… но пути Благодатных неисповедимы, как известно. Вскоре после смерти Аурелии меня назвали официальной фавориткой императора, первой за многие годы. Ни у отца Стефана, ни у его дяди не было публично признанных любовниц, – Мадалин произносит последнюю фразу легко, с благодушной улыбкой, будто для неё обычное дело обсуждать своего любовника с той, кто вот-вот станет его женою. – Буду честна, то были не только удовольствия и приятные подарки, но и служба со своими сопутствующими ей обязанностями. Я поднялась, заняла самое высокое положение, какое может занять при императоре дважды вдова благородного рождения, да ещё и моих лет, – Мадалин усмехается вновь, подчёркивая, что бесчисленные разговоры о её возрасте никогда не были для неё тайной. – Я стала близка государю настолько, насколько возможно… как я вам уже говорила когда-то, Астра, Стефан не склонен к бесконечным мимолётным увлечениям, одной надёжной женщины рядом ему более чем хватает. Уж не знаю, как оно так вышло с вами… – фрайнэ Жиллес одаряет меня неожиданно лукавым взглядом. – Быть может, вы его приворожили?
– Как у вас только язык поворачивается обвинять фрайнэ Астру в подобных недопустимых вещах, да ещё и под сенью священной божьей обители?! – восклицает Шеритта гневно, и я знаком прошу её успокоиться, не реагировать столь бурно на замечания Мадалин.
– На самом деле мне всё равно, – отмахивается Мадалин. – Я люблю Стефана как должно любить доброй подданной своего государя, и только. Покорности и смирения перед мужьями мне и в двух браках хватило с лихвой. Овдовев во второй раз, я куда сильнее стала ценить свою свободу и то, чего могла добиться сама. Мои сбережения, связи – всё это я получила, разумно используя данные мне возможности. Я никогда не позволяла себе полностью опереться ни на мужей, ни на родственников Элиасов. Как показало время, и те, и другие не самая надёжная опора. Когда Элиасы прознали про происхождение Кассианы, то сделали всё, что было в их силах, лишь бы она отправилась под венец с императором. И я была одной из тех, кто работал на благо этого проекта.
