пермский князь Михаил был отправлен в Москву. В скором времени (в 1505 г.) был «сведен» в Москву последний князь из пермяков Матвей Михайлович, а в Пермь поехал первый московский наместник Василий Ковер.
Московские воеводы проникают и в древнюю Югру. Обилие мелких «княжеств», по сути дела родов, облегчало московским воеводам покорение земель хантов (остяков) и манси (вогулов).
В 1465 г. устюжанин Сряба «повоевал» Югорскую землю, обложил ее данью и отправил пленных «князцов» в Москву, откуда Иван отпустил их обратно. Прошло два года и снова, на этот раз вятчане, «воюют» вогулов и берут в плен их «князца» Асыку. В ответ в 1481 г. ханты напали на Пермь. Через два года большая московская рать князя Федора Курбского разбила в устье Пелыма хантов, вторглась в Сибирь, откуда пошла Иртышом в Югорскую землю, причем взят был в плен «большой» кодский князь Молдан. Побежденные ханты обязались не нападать на Пермь.
В 1499–1500 гг. был предпринят новый поход. Во главе пятитысячной русской рати шел князь Семен Курбский. На Печоре Курбский построил крепость и двинулся дальше на восток, за Уральские горы. Он «повоевал» 40 городков и взял в плен 58 князьков. Западная Югра была подчинена, и хотя и у хантов, и у манси оставались еще долгое время самостоятельные «князьки», но отныне все население древней Югры должно было платить ясак и не нападать на подданных московского князя.
Огромную роль в подчинении Югры играл пермский владыка — епископ Филофей. Он сносился с князьками хантов и манси, выступал посредником между ними и Иваном III, ходатайствовал за них, убеждал присягнуть московскому князю и постепенно распространял влияние церкви и «государя всея Руси» на всю Югру.
Переход под «высокую руку» великого князя московского сопровождался, с одной стороны, распространением торговли и промыслов на далеком севере, среди народов и племен, которые до сей поры были слабо втянуты в торговлю; освоением промысловым населением, купцами, казаками, крестьянами и монастырским людом обширных, очень слабо заселенных пространств; распространением в некоторых районах земледелия и скотоводства, причем главными колонизационными базами выступали монастыри; приобщением хотя и ничтожной части населения к русской, более высокой культуре, к письменности, причем и в этом отношении огромная роль принадлежала монастырям. С другой стороны, распространение власти «государя всея Руси» на север Восточной Европы сопровождалось установлением систематической эксплуатации северных народов. Вводился ясак и «поминки; в землях Севера, где ранее сидели лишь свои, местные, единоплеменные «князцы», появлялись московские воеводы и наместники; распространялось христианство, причем часто насильственно; возникавшие монастыри, игравшие положительную роль как колонизационные базы и очаги письменности, в то же самое время выступали в качестве верных слуг московского князя и новых феодалов. Так постепенно «прибирали к рукам» Север великий князь и его люди, купечество и духовенство. Таково было положение северных финно-угорских народов, вошедших в состав Русского государства на рубеже XV и XVI вв.
В той части Поволжья, которая к тому времени также уже вошла в состав Руси, жили мордва, мещера и татары. Они также управлялись через своих «князцов» или касимовским татарским царевичем — вассалом московского великого князя, но все они были данниками Москвы.
Так постепенно завоевывались земли нерусских племен и народов и складывающееся во времена Ивана III Русское государство несло уже в себе черты многонационального государства во главе с правящими классами великорусской народности.
Как мы уже указывали, И.В. Сталин подчеркивал, что «интересы обороны от нашествия турок, монголов и других народов Востока»[156] заставляли национальности Восточной Европы объединяться в единое централизованное государство еще в эпоху феодализма, до складывания национальностей в нации. Таким образом, Восточная Европа могла избавиться от нашествия со стороны народов Востока, со стороны турок и татар, чье иго, столетиями тяготевшее над русским народом и финно-угорскими народами и племенами Восточной Европы и Западной Сибири, только путем создания централизованного государства, способного исторгнуть народы востока Европы из «кровавого болота монгольского рабства» (К. Маркс). Но создать мощное, централизованное государство на востоке Европы не могли ни саамы, ни ханты, ни манси, ни коми, ни мари, ни удмурты, ни чуваши, ни мордва.
Единственной народностью, которая могла взять на себя инициативу в деле создания могущественного централизованного государства, способного не только удержать напор нашествия извне, со стороны татар и турок, но и сбросить длившееся веками, истощавшее народы Восточной Европы, тормозившее их экономическое, политическое и культурное развитие иго ханов Золотой Орды, была великорусская народность, и только она одна, — носитель наиболее совершенных форм хозяйственной и общественно-политической жизни, более высокой культуры, наиболее многочисленная, могущественная и высокоразвитая из национальностей Восточной Европы. И.В. Сталин указывает: «В России роль объединителя национальностей взяли на себя великороссы, имевшие во главе исторически сложившуюся сильную и организованную дворянскую военную бюрократию»[157].
В конце XV в. Руси снова угрожало окрепшее и усилившееся при Казимире Польско-Литовское государство.
Ранее Москву от Литвы отделяла целая плеяда мелких русских княжеств, служивших то Литве, то Москве. Теперь порядки изменились. На литовских рубежах стояли московские войска. Но рубежи эти были больше условные, не было никаких естественных границ — гор, больших рек или непроходимых лесов и болот, никаких резких отличий в составе населения. Восточные области Польско-Литовского государства были заселены великороссами, белорусами и украинцами, находившимися под гнетом польско-литовских панов. Эти последние при Казимире захватывают в свои руки управление всем государством. Проводники польских порядков и культуры, польских законов и католицизма, паны ненавидят население Руси, как называли тогда входившие в состав Литвы русские, белорусские и украинские земли. Крестьянство этих земель рассматривалось лишь как объект эксплуатации и грабежа. Великокняжеские государственные земли раздавались польским и литовским панам-католикам, которые строили замки, фольварки,[158] окружали себя католической шляхтой, закрепощали русских, украинских и белорусских крестьян, превращая их в «хлопов», заставляли их нести «панщину» (барщину), платить дани, оброки, нести ряд повинностей: сенокосную (толоку), повозную, «серебщизну» и т. д.
Нетерпимость панов и шляхты, их ненависть ко всему русскому, презрение к «хлопам» и их «хлопской» вере и культуре обусловливали невиданный национально-религиозный гнет, тесно переплетавшийся с классовым угнетением.
Особенно тяжелым было положение «руси» в землях, где давно шла полонизация и окатоличивание литовских и русских магнатов. Во времена Казимира угнетение распространилось и на восточную, пограничную с Москвой окраину Польско-Литовского государства, где оставались самостоятельные, вассальные великому князю литовскому русские князья из черниговских князей, потомков Святослава Ярославича, да обруселые православные литовские Гедиминовичи. С ними теперь паны перестают считаться и князей Руси оттесняют на второй план. Теперь не только в народных массах угнетенной Руси начинается брожение — результат острого недовольства хозяйничанием панов. Недовольными оказались русские князья
