опасность – никто ничего не знал друг о друге. Все лишь предполагали. Не было ни одного человека, которому можно было бы доверять на все сто, в особенности Илье или же Пете. Это иногда даже напоминало небольшие джунгли, правда в которых всё же были люди, на чьих лицах в туннельной темноте отчетливо светилась надпись – либо ты, либо тебя. Рома не хотел верить, что за один год с лишним мир смог измениться на столько, что все стали снова подобать животным, возвращаясь на тысячи лет назад. Он не хотел, но большинство внутри него просто заставляло, особенно когда вспоминался отец Михаил. Того человека, чьи слова, раньше казавшиеся абсолютным старческим бредом, теперь лились по ушам с сильнейшей болью правды, как лезвием разрезая всё тело вдоль, стекая прямо к ногам и в конце грубо ударяясь своими каплями о такой же, как этот новый мир, холодный пол.
Самое странное чувство, которое теперь уже становилось не казавшимся а действительным, было ощущение небольших толчков откуда-то снизу, раздававшихся примерно один раз в час. Они импульсивно, на несколько секунд, немного пробирали его тело, поначалу заставляя ссылаться лишь на усталость и слабость, через которую легко могла почти так же пройти судорога. Снизу что-то было. Оно казалось способным даже иногда снять с него эмоции за всё увиденное наверху. Его фантазия на этой части была бессильна, как никогда раньше.
* * *
Отряд подъем, – неожиданно раздался знакомый и немного волнительный звук бьющегося ружья о дверь, всё так же, как по расписанию начиная медленно поднимать, ещё пару секунд назад, тихие и почти бездыханные тела, поочередно издававшие стоны, перемешивающиеся с кашлем и сопением.
– Все на выход и за мной, – сказал тот же человек, заметно удивив всех тех, кто был по другую сторону двери.
В этот раз напротив порога ничего не лежало, лишь только иногда, туннельным светом, появлялась небольшая тень от того огромного и уже немного знакомого человека с куда меньшим по размеру автоматом Калашникова за плечом.
Как бы каждый не удивлялся, ответное молчание на всё это было одинаковым и довольно тихим. Все лишь как можно быстрее, начинали приходить в себя, одевая свои «домашние одежки» и быстро вылетали из камеру, становясь лицом к стене, как показывали напротив стоящие им люди. Всё тем же путем выходили наверх, лишь только иногда переглядываясь между собой излучая свой оглушенный страх неизвестности.
Когда затвор отрыли и в их почти полную темноту болезненно и неожиданно залетел луч солнца, каждый, кто стоял там, сразу же схватился за свои глаза, то и дело пытаясь закрыться от почти забытого явления, которое теперь могло значить лишь боль, но никак не тепло. Рома же быстро привык, уже на ступеньках из туннеля полностью отрыв свои узкие и почти слепые глаза, которые всем увиденным сразу же попытались оживить его нутро. Теперь вокруг всё было как-то по-другому. Оказалось, что таких подземелий, как то, из которого они выходили, было предостаточно. Части труб то и дело немного высовывались из земли, слегка прикрываясь чем-то на подобии камуфляжа, который теперь был серого цвета. Рядом стоял большой парк военной техники, которая тоже была накрыта похожей, хорошо сливающейся с мертвым миром, пеленой. Военные, правда, теперь казались почему-то более суровыми и спокойными, уверенно держа свои автоматы наготове. Но самым страшным и по-своему красивым, всё же казался немного заметный впереди разрушенный город, в котором теперь более отчетливо виднелись воронки от огромнейших бомб, на чьих местах иногда были отчетливо заметны неравномерные искажения пространств, создавая вид большого тепла в этих местах. Удивительным было ещё то, что Финский залив теперь существенно выходил из берегов, оставляя от некоторых уцелевших частей зданий лишь разбитые верхушки, всё же немного напоминавшие о постройках. Да, это был тот самый Петербург, который он когда-то любил и из которого никогда не хотел уезжать. Город, в который потом всегда хотелось вернуться, теперь стал самым настоящим монстром, почему-то затягивающий теперь в свой удивительный мир лишь сильнее.
– Всем стоять ровно, особо не дергаться. С минуты на минуту должен приехать Генерал-Майор. Дальше все поручения и задачи будет диктовать он.
– Сам пускай себе диктует, – вдруг неожиданно возразил ему старик Андрей Василич, который судя по виду, сегодня был куда более суровым, нежели раньше.
Тот высокий человек медленно подошел к старику, молча простоял около него несколько секунд, успев за это время нагнать на всех небольшой страх и потом, аккуратно потерев свою, покрытую противогазом голову, сказал – Ты если ему это скажешь, он тебя тут же к твоим дружкам в туннель отправит. Прямиком на дно.
После таких тихих слов было лишь слышно небольшое урчание деда, из которого, видимо, то и дело пыталось вылезти всё наружу, но что-то до конца так и не давало этого совершить.
– Вы нам что обещали? Забыл что-либо, Лейтенант? Или может для тебя уже слово ничего не значит? – увереннее, но куда тише спросил их начальник бригады.
Тот снова замолк на какое-то время, смотря через свои линзы прямо на Семеныча.
– Здесь вас долго держать никто не будет. Сказали, отпустят- значит, отпустят. Приедет главный сейчас – всё скажет. Ясно?
Конечно же, на его четко поставленный вопрос не было никакого ответа, скорее всего лишь из-за неуважения. Дед снова несколько раз что-то прокряхтел в своем духе, заставив некоторых сделать похожие жесты недовольства, и на этом все снова погрузились в какое-то облачное ожидание, принимая на себя яркие и не привычные лучи сверху.
Когда черная, полуживая и длинная машина, похожая на Mercedes примерно 2015-х годов уже подъезжала к ним, небольшой страх только больше перерастал во что-то уже заметно-ощутимое. Когда этот кортеж из трех машин остановился примерно в метрах тридцати от них, естественно, спокойно и чем-то не довольствуясь, из задней двери вышел округлый мужичок небольшого роста, почти при каждом шаге немного поправляя свой выпирающий наружу живот. Во рту у него была докуренная сигарета, выплюнув которую он тут же взял в рот другую из своего портсигара. Его тяжелые глаза без какого-либо энтузиазма и по все видимости определенной цели просто осматривали всех стоящих напротив него темнокожих людей, которые отвечали примерно такой же взаимностью. Он сначала прошел от одного края группы до другого, через несколько метров начав уже лишь разглядывать сзади стоящие руины Петербурга и остановившись в какой-то момент, приняв довольно сильную улыбку, сказал – даа, погода шепчет. Эх. – И затем снова принялся лишь сильнее затягивать свою дымящуюся сигарету.
Рома сразу понял, что вся
