хочешь, чтобы я сказал? — говорю громче и с напором. Меня толкает страх. Он не должен узнать, неважно, что мне придётся сделать для этого, просто знаю, что он не должен узнать. Если дойдёт до того: я или он, я сделаю выбор в свою пользу.
— Что ты сделал с моим сыном? — он моргает, и это признак того, что у него опустилось забрало настоящей ярости, которая толкает его на меня.
Вынимаю пистолет из-за пояса брюк.
— Ты хочешь обвинить меня в убийстве Киана? — спрашиваю я, приставив дуло пистолета к голове Шейна.
— Джек, — предупреждение в голосе отца не может проникнуть сквозь панику, которую я чувствую, пытаясь удержать ситуацию под контролем. Я не должен позволить Шейну убить меня. Помню, что Шей где-то позади меня, но понятия не имею, где он будет, если начнётся заварушка.
— Блядь, да Киан был мне как брат! — ору я, вплотную приблизившись к Шейну. — Я бы никогда ничего ему не сделал.
Толкаюсь дулом пистолета в лоб Шейну, он поднимает руки, глядя мне в глаза.
— Джек, — вновь предупреждает отец.
— Я не убивал Киана. Этот ублюдок сделал это.
Секунды тянутся слишком медленно, пока Шейн не отрываясь смотрит на меня. Наконец Шейн выдыхает, опускает руки, и в выражении его лица появляется что-то напоминающее стыд. Я отступаю, а Шейн, собравшись, поворачивается к сыну Джона, намереваясь выбить из того правду, даже если это будет на последнем вздохе парня. Меня всего скручивает от страха. Бросаюсь вперёд и несколько раз нажимаю на курок.
Оглушительный грохот разносится по большому помещению, когда я стреляю из пистолета в грудь сына Джона. Я жму и жму на курок, не замечая, что пули уже кончились.
Убираю палец с курка и, повернувшись к Шейну, произношу:
— За Киана.
Шейн моргает, и одна-единственная слеза скатывается по его щеке. Он бросает последний взгляд на тело и молча покидает ангар. В тот момент, когда за ним закрывается дверь, у меня слабеют колени, но я выпрямляюсь.
Я так и стою с пистолетом, глядя на тело, не позволяя одержать верх воспоминаниям о том, что я наставил пистолет на Шейна. Отец, подойдя вплотную ко мне, кладёт мне руку на плечо. Я поднимаю голову и замечаю в его глазах что-то, чего прежде никогда не видел. Гордость. Он гордится тем, что я только что сделал. А я нет. Я пожимаю плечами и убираю пистолет.
— Почему он стрелял в них? — спрашиваю я. Мне необходимо знать, за что я только что отнял у человека жизнь.
— Он целился в тебя, — говорит отец. — Это была месть за то, что я убил его отца.
Я спросил не об этом, но слишком устал, чтобы спорить.
— Ты знал, что он не стрелял в Коннора? — обращается отец к Шею. Я всё ещё не могу прийти в себя из-за того, что наставил пистолет на Шейна; это вынужденная мера, к которой, надеюсь, мне больше никогда не придётся прибегнуть.
— Довольно давно, — раздается голос Шея за моей спиной, и я оборачиваюсь.
— Ты знал, что он не стрелял в твоего отца? — выходит, парень говорил правду. — Значит, единственным, в кого он стрелял, был Финн, а целью был я? — спрашиваю я у отца.
Он кивает, но не сводит глаз с Шея.
— Почему ты остался, когда твой отец сообщил тебе, что мы тут ни при чём? Что в него стрелял кто-то с Севера?
— Мне здесь вроде как нравится, дядя Лиам.
Отец делает ещё один шаг к нему.
— Джек сказал мне, что вы хотите на равных контролировать Юг и Север Ирландии, это правда?
Я снова поворачиваюсь к мёртвому телу, голова у него откинута назад, рот широко открыт. Мне хочется испытывать чувство вины за то, что лишил его жизни, но ничего нет. Я чувствую вину за то, что наставил пистолет на Шейна и заставил его поверить, что он неправ, и что я никогда не причиню вреда его сыну и не скрою его смерть.
— Группа из четырёх, равный контроль. Думаю, это может сработать, — отвечает Шей отцу.
— Может. Это может быть круто, — ответ отца заставляет меня подойти к сыну Джона и отвязать его от стула. Тело с глухим стуком падает на пол, привлекая внимание Шея и моего отца.
— Я подумал, ты захочешь принять участие в этом разговоре, — в голосе отца звучат нотки раздражения.
— Я могу слушать и работать одновременно, — не могу сдержать улыбки на губах. — Я думаю, это может быть круто, — честно отвечаю я, представляя себе объединённую Ирландию. Может, хотя бы в криминальном мире будет так, ведь она разделена уже сотни лет.
— Я согласился на условия Джека, — лжёт отец.
Шей, разумеется, пристально смотрит на меня.
— Четыре престола. Я, ты, мой отец и один из мальчиков Мерфи, — говорю я.
— Значит, на мои условия вы не согласны, — Шей переводит взгляд с меня на отца.
— Ты должен вступить в договорной брак. Таковы условия, — произносит отец, подёргивая манжеты.
Я подхожу к стене и поднимаю кусок полиэтиленовой плёнки, которую оставили здесь, по всей видимости для того, чтобы заворачивать тела.
— Ты меня за кого принимаешь? За какого-то пиздюка? — у Шея есть яйца.
Я смеюсь, волоча плёнку к тому месту, где лежит тело. Мой отец не встречал никого похожего на Шея. Шей должен знать, что он может начать копать себе могилу, по одной лопате за раз.
— Таковы условия, Шей, или ты можешь отправляться обратно на Север, где тебе самое место.
Тон отца заставляет меня бросить полиэтилен. Шей, похоже, готов достать пушку. Мой пистолет разряжен, но, если Шей наставит оружие на моего отца, я без колебаний застрелю его.
Шей смотрит на меня, и я знаю, что он думает о том, что он сделал для меня, что я обещал ему взамен.
— У тебя есть кто-нибудь, на ком ты хочешь жениться? — спрашиваю я Шея, опускаясь на колени, переваливая тело на плёнку. Оно тяжёлое, но мне удаётся его поднять.
— Нет, но не в этом дело, мать вашу.
— Именно в этом дело. Ты либо хочешь участвовать, либо нет, — я знаю, что изворачиваюсь, но он должен понять, что здесь нет места для торга. И лучше он узнает это от меня, а не от моего отца.
Я заворачиваю тело в пленку.
— Ты напиздел мне про своего отца, — останавливаюсь и смотрю на Шея, чувствуя поднимающуюся во мне злость на него. — О чём ещё ты соврал?
— Я узнал об этом всего несколько дней назад и уже увяз по колено