Не доехав до места, на четвертый день пути Лютомер попрощался с удивленным Ярко и пустился в дорогу. Он спешил изо всех сил, но по тяжелому зимнему пути едва получалось одолеть в день один обычный переход. Марена, которая поначалу будто жалела снега, теперь наверстывала упущенное, и снег из широких рукавов ее шубы сыпался на землю каждый день, укрывая спящую все более толстым одеялом. И с Мареной даже сын Велеса ничего не мог поделать – Лютомеру тоже приходилось пережидать метели, и если бы не захворавшая лошадь, из-за которой Толига задержал обоз на два дня, Лютомер мог бы нагнать их только возле Ладиной горы.
Прибытию Лютомера Толига ничуть не обрадовался, но тот держался спокойно, в драку не лез и выражал желание всего лишь проводить любимую сестру к будущему мужу. Против этого законного желания Толига возразить не мог, но от беспокойства перестал спать по ночам, строго приказав своим людям день и ночь не спускать глаз с опасной парочки. В душе боярин не сомневался, что оборотень явился сюда, чтобы украсть и увезти сестру, но был полон решимости помешать этому любой ценой.
Замысел этого брака принадлежал Замиле, советы которой князь Вершина в последние дни принимал безоговорочно. Убрать старшую княжну из рода и волости оказалось бы полезно в любом случае. Но в душе хитрая хвалиска надеялась, что дело кончится не браком, а изгнанием и проклятием обоих детей Семилады. Их неожиданная покорность частично разрушала замысел, но Толига, не будучи все же негодяем, считал, что все идет хорошо. Пусть его Лютомер княжит в своей Варге – а Ратиславль тем временем будет завещан Хвалису, которого мать надеялась уже к весне призвать назад. Ведь в отсутствие оборотня, который ясно выказал намерение навсегда остаться в лесу, отказываясь жениться, Хвалислав – старший сын Вершины.
Тем же вечером они устраивались на ночлег в уже хорошо знакомом месте – в Медвежьем Бору. Здесь призошли кое-какие перемены: суровую Овсяницу наконец-то увезли к жениху, хозяйство в доме Мысляты вела Далянка, которая только охала, слушая их рассказы. Совсем недавно, уже после войны, Мыслята сосватал-таки невесту для сына Помогайлы, и тот теперь сидел за столом среди взрослых мужчин, такой же гордый и уверенный, как и его отец. В честь этого события Толига в братчине пил брагу с хозяином и его мужской родней, а Лютомер и Лютава сидели в теплом углу беседы, где их разместили на ночь. За маленьким окошком, плотно задвинутым заслонкой, гудела метель, из перехода, ведущего в братчину, долетали хмельные крики и пение.
– Я ведь дрался с Бранемером один на один, одолел его и взял клятву, что они уйдут и ничего больше с нас не будут требовать, – говорил Лютомер сестре. – Я ведь умный: я взял клятву от его имени, от его брата Витима и от Яроведа, то есть, считай, от всей дешнянской земли. Они клялись, что откажутся от тебя.
– Они отказывались за меня воевать, – возражала Лютава. – Но он не обязан отказаться, если так решил сам мой отец.
– Но все-таки честь его обязывает не брать тебя в жены против твоей воли, мы ведь бились за это. А я все-таки думаю, что честь у него есть. Ну, а если нет, то найдутся другие способы. Например, я могу украсть его брата. И обменять на тебя.
– А если он будет очень рад избавиться от брата? – Лютава усмехнулась. – Ты разве не приплатил бы любому лешему, кто украл бы Хвалиса? Смотри, как хорошо: брата-соперника нет, жена и наследники есть. Не жизнь, а малина!
– Я-то приплатил бы! – охотно согласился Лютомер. – Но те двое, по-моему, друг друга любят. Мне так показалось тогда. Их ведь у отца было двое, а не шестеро. Кстати, зачем ему еще жена? У него ведь две есть.
– Детей-то нет.
– Так ему жена нужна или дети?
– Дети. Сын и наследник. И он считает, что родить его смогу только я. Я же тебе рассказывала, ты забыл?
– Не забыл. – Лютомер задумчиво прищурился, глядя на огонь лучины. – Но если ему нужна не ты сама, а только дети… Слушай! – Он оживился. – А спроси у твоих духов, в чем дело. Может, на нем порча какая-нибудь? Если найти, как ее снять, то родит он себе семь сыновей от старших жен, а ты ему будешь даром не нужна.
Лютава посмотрела на оконную заслонку. О таких делах лучше спрашивать Угрянку. В Навном мире нет зимы и лета, но все же докричаться до берегини, обитательницы весенних рощ, перед самым солнцеворотом будет нелегко.
Продолжить путь удалось только на третий день, но и все дальнейшие дни продвижение давалось с трудом. Сани шли шагом, с трудом одолевая высокие снежные наносы. Всадники по большей части вели коней под уздцы. Месяц снежень перевалил за середину, до солнцеворота оставалось не более пяти-семи дней. Серый и бледный день таял, едва успев разгореться, путь начинался и кончался в темноте. Чуть ли не ползком пробираясь в снегах, во тьме и холоде, путники всей кожей ощущали, что находятся на самом дне года. Толига весь извелся от беспокойства, что не успеет добраться раньше солнцеворота и нужный срок свадьбы окажется упущен.
Днем и ночью выли волки, и Лютомер прислушивался к их голосам, закрыв глаза и выпадая из Явного мира. Сидел он в седле или медленно шел, ведя за собой коня, душа его бегала белым волком по просторам Навного мира, великого и вечного Леса на Той Стороне. Даже Лютава не смела его окликать. Приближается новогодье, а с ним Велесовы дни – время, когда священный отец призовет земного сына на служение себе. Лютава надеялась, что Велесовы дни помогут им найти ответы на самые насущные вопросы, но и боялась их. Каждый раз, когда это случалось, она боялась, что Велес завладеет Лютомером навсегда, что ее брат вечно будет бегать волком по белым полям, а она останется здесь совсем одна, не в силах последовать за ним… Впрочем, если так случится, то силы у нее найдутся.
По-хорошему, в это время вообще не следует пускаться в дорогу, и в каждой веси над Десной появление чужаков встречали с удивлением и недоверием. В такое время скорее станет странствовать нечисть, чем добрые люди, и дешняне сначала предлагали странникам пройти между освященными кострами, а только потом пропускали в жилье. Но и там, при входе в дом, старухи обрызгивали гостей полынной водой, в которую макали горячий уголек, приговаривая: кыш, кыш, нечистый дух!
В Усть-Чиж приехали под вечер. Многочисленные дымы виднелись издалека, а потом показался и сам городок. Ладина гора казалась спящей. Оба ее высоких вала были засыпаны снегом, но придет новогодье – и тропу расчистят, чтобы все жители Явного мира могли принести жертвы и спросить богов и предков о своей судьбе.
Еще при въезде осведомившись, где князь, Толига с облегчением убедился, что одолевал этот путь не напрасно.
– А что, от оковского князя приезжали уже люди? – спрашивал он местного мужика, который взялся проводить.
– Дня три уж как приехали, – кивнул мужик. – Вон там, у Турякова сына старшего стоят, у Кудери. У него и встали. А вы что же – надолго к нам?
– Как боги велят, – ответил Толига. – Мне бы товар мой сдать да назад, да ведь не поедешь под новогодье.
– Это верно, надо обождать. – Благоразумный мужик опять закивал. – Кто же под новый год ездит – так на Ту Сторону заедешь, не выберешься никогда, так и сгинешь.
