Знать бы еще, что он собирается с ней сделать? Ее везут вниз по Угре – в ту сторону, где устье Рессы и Чурославль в ее истоках. Лютаве вспомнилось, с каким неудовольствием князь Вершина слушал их рассказы об отвергнутом сватовстве князя Бранемера, из-за которого чуть не разразилась большая война. Один раз ее уже везли к нему поневоле. Теперь, похоже, «подарить» ее дешнянскому князю задумал сам ее отец. Судя по словам Толиги, она должна видеть в этом проявление родительской заботы, а главное, единственное условие, при котором она получит родительское благословение. Иначе – проклятье.
Спрятав лицо под шкуру, где было потеплее, Лютава закрыла глаза. Может быть, все это сон? И проснется она опять в истобке Любовидовны? Подумалось даже – к чему снится подневольная дорога? Это Далянку надо бы спросить, она хорошо сны разгадывает. Далянка… Они ведь будут проезжать Медвежий Бор. Может быть, она даже увидит Далянку и Мысляту… Увидит, ну и что? Чем они ей помогут?
Свернувшись под шкурой и закрыв глаза, Лютава мысленно потянулась к тому человеку, который был ей ближе всех на свете и составлял неотделимую часть ее самой. Она так старалась привыкнуть к мысли, что дальше ей придется жить без него. Но если князь Вершина и впрямь задумал отдать ее Бранемеру, то без помощи ей не обойтись. Ведь Бранемер – не тот жених, которого она ждет, это известно совершенно точно. Она не думала, каким образом Лютомер сможет, не применяя силу, еще раз избавить ее от дешнянского князя, а просто хотела, чтобы он был рядом.
Знакомым путем они продвигались вперед без приключений. Днем ехали, ночевать останавливались в весях и городках. Причем жители по полунамеку понимали, куда и зачем везут княжну Лютаву, – слухи об осенних приключених распространялись все шире. Для такого небольшого обоза место находилось всегда. Три или четыре раза пришлось провести под крышей сутки и более: мела метель, не выпуская за порог.
Эти вынужденные остановки Толигу огорчали и беспокоили, а Лютаве внушали смутную надежду. Чем медленнее они едут, тем больше возможность, что Лютомер сумеет их догнать, махнув рукой на поручение отца и даже на собственные замыслы. А Семислава… До весны еще долго, и Лада дождется своей судьбы в подземном заточении.
Местные жители скорее одобряли решение князя породниться с Бранемером – войны с ним или смолянами никто не хотел.
– Вот и будет у нас снова мир навек, как пращурами завещано, – приговаривал старейшина в Можеске, дед Лихолет. – Князь-то Бранемер – ясный сокол, всем молодцам молодец. Оно плохо, что деточек Макошь никак не дает. Ну да теперь все наладится. Давно бы ему догадаться – жену из волхвов взять. Родится у тебя витязь славный, княжна, за ним вся земля наша будет как за стеной каменной.
Другая невеста радовалась бы, что на нее возлагают такие надежды и пророчат такую славную участь, но Лютава только кивала, не находя сил даже улыбнуться. Славный витязь у нее действительно родится, но отцом его должен стать вовсе не Бранемер!
Время шло, ничего не случалось. С каждым днем Лютава приближалась к Десне, а значит, и к свадьбе. Толига успокоился и повеселел. Насколько он знал дочь Семилады, «волчица» должна была своей священной сулицей заколоть сродника и половину его людей, а потом убежать в лес, яростно воя на луну. Однако она молчала. Толига не знал, радоваться ее покорности или опасаться подвоха. Он не раз пытался заводить с невестой разговоры: объяснял, что в случае ее непокорства у Лютомера будут отняты все надежды занять со временем место угренского князя, что оба они будут изгнаны из отцовской семьи и погибнут; что для всей земли угрян чрезвычайно выгодно заключить союз с таким сильным соседом, как Бранемер; нахваливал ум и мудрость Лютавы, рассуждал, что такая жена легко подчинит себе даже могучего воина и будет править всей дешнянской землей, не упуская из виду нужды и выгоды Ратиславля.
Остановившись в Чурославле, они узнали, что не так давно с Жиздры тем же путем проехали послы князя Святко. Оковский князь собирался предложить дешнянскому князю руку своей младшей дочери, княжны Кремены. И вятичские сваты опережали угренских на несколько дней. Толига опасался, что ко времени приезда угренской невесты Бранемер уже примет то первое сватовство. Впрочем, саму невесту вятичи с собой не везли, Лютава же – вот она, и свадьбу можно будет устроить хоть в день приезда. Предстоит неприятное объяснение с оковским боярином Жизнодаром, но надежды пристроить дешнянскому князю именно свою невесту оставались велики, и Толига не терял бодрости.
Нечего и говорить, с каким изумлением в Чурославле узнали, что Лютаву везут-таки Бранемеру, с которым из-за нее вот только что воевали. И ладно, если бы эту войну угряне проиграли, – так выиграли же, и теперь по всем законам и обычаям князю Вершине полагалось взять себе невесту из рода Витимеровичей вместе с обязательствами дани или еще чего-нибудь такого, но уж никак не наоборот. Это его решение выглядело обидным и унизительным не только для Лютавы, но и для всего племени, и чурославльцы, пережившие тревоги едва не разразившейся войны, ощущали это особенно остро.
Здесь ее бы поняли, но просить помощи Лютава не стала. Ей даже тягостно было находиться среди чурославичей, которые наперебой возмущались решением князя Вершины и жалели ее. Кое-какие надежды ей внушало намерение князя Святко породниться с Бранемером. А вдруг родство с оковцами дешнянскому князю понравится больше? Правда, угрянам это обещало такие нехорошие последствия, что не радоваться надо, а плакать. Да и кто мешает Бранемеру взять двух невест разом? Что он, четырех жен не прокормит, такой-то молодец? И уж конечно, он будет счастлив и горд получить невесту, за которую воевал, а свадьба в итоге прекрасно покроет позор неудачного похода.
И в тот же день, когда они, простившись с Благотой, тронулись дальше, на спорном волоке обоз догнал Лютомер. Заранее почувствовав его приближение, Лютава не удивилась, когда вдруг увидела выезжающих из-за поворота реки всадников в мохнатых волчьих шапках, в волчьих накидках – румяные от мороза лица Бережана, Тишаты, Хортомила, Худоты и других. И его – Лютомера. Шел мелкий частый снег, за белой пеленой эти фигуры, будто родившиеся из сумрака леса, казались ненастоящими, словно морок. Явь или морок – но он догнал ее, примчался за ней, бросив все и вся, – Лютава видела высокую фигуру брата, шапку, запорошенную снегом, его родное лицо и брови, тоже белые от насыпавшегося снега. Соскочив с медленно ползущих саней, она побежала назад по следу полозьев. Лютомер сошел с коня и протянул к ней руки, – подбежав, Лютава обняла его, уткнулась лицом в холодную шерсть полушубка. Ей даже не хотелось ничего говорить.
Лютомер погладил ее по платку на голове.
– Успел, слава Велесу, – сказал он. – Снега навалило, дороги никакие, думал, только, в Усть-Чиже вас догоню. Ну что, невеста, готова?
Он приехал сюда по вятичскому пути – через Жиздру, не заезжая на Угру и в Ратиславль. Видеться с отцом он не хотел. Внезапное решение князя, принятое и осуществленное втайне даже от собственных сродников, кроме Замилы и Толиги, подтверждало подозрения, что отныне им руководит чужая враждебная воля. Но прежде чем так или иначе бороться с этой волей, Лютомер должен был вернуть сестру. Цель этой чужой воли он угадывал без труда – она хотела убрать детей Семилады с дороги Хвалислава.
