Пока она павою, павою, павоюС рыжим норвежцем шла в ресторан,Муж ее падал, падал, падалНа вертолете своем в океан.
Что ж ты застыла? Танцуй, дура!Может, в кошмаре к тебе приплыветБлещущий айсберг, потрепанный бурей,Ну а внутри его – тот вертолет.
Оля оставалась откровенно грустной. Даже подруги это заметили.
Майка под каким-то предлогом выманила Алексея в гостиную и спросила напрямую:
– Вы с Олькой не поцапались? Что-то она смурная сегодня.
– Да ничего подобного, – ответил он. – Сколько знакомы, ни разу не цапались. Переутомилась просто.
– Да уж, напахались мы, – согласилась Майка.
Когда они усадили Майку с Таней в такси и вернулись в квартиру, Алексей первым делом взялся за уборку кухни. Особого беспорядка и бардака там не наблюдалось, не мужская компания гулеванила, но все равно следовало навести полный марафет.
Это дело у него заняло минут двадцать. Лишь закончив с ним, он спохватился, подумал, что Оля за все это время так ни разу в кухне и не появилась, хотя обычно рвалась помогать.
Выйдя в гостиную, Алексей чуть встревожился. Оля сидела на краешке дивана, уронив руки между колен, с каким-то отрешенным, крайне понурым лицом. Услышав его шаги, она и головы не повернула. Нет, что-то было явно не так.
– Что с тобой, Оленька? – спросил он обеспокоенно, присаживаясь рядом. – Болит что-нибудь?
– Нет, ничего, – отозвалась она тусклым голосом, не поворачиваясь к нему. – Так, меланхолия накатила. С тобой же такое бывает. Вот и у меня сейчас…
– С чего бы вдруг? – спросил он преувеличенно бодро. – Ты отличную работу провернула, посидели хорошо. Может, тебе кружку пивка принести? Очень пользительно при меланхолии.
– Нет, спасибо, – сказала она с откровенной печалью, глядя перед собой: – Завтра мне вещи собирать, домой ехать.
Вот тут-то до него, толстокожего, и дошло.
Алексей приобнял ее за плечи – такое ощущение, будто манекен обнимал, – и спросил напрямую, глядя на нее очень внимательно:
– Прижилась?
Он почувствовал, как она слегка встрепенулась.
Девушка отозвалась тем же тусклым, бесцветным голосом:
– Если и прижилась, так что? Что это меняет?
Теперь он не сомневался и не колебался, спросил решительно:
– А разве тебя кто-нибудь отсюда гонит? Уж во всяком случае, не я, а других хозяев тут нет.
Оля наконец-то вскинула на него глаза. В ее взгляде смешались растерянность, недоверие, надежда.
– То есть?.. – тихо спросила она.
Он решился, обнял ее покрепче и сказал:
– Банально, конечно, но… Оленька, давай жить вместе.
– Это как?
– Как многие, – ответил он, приблизив губы к ее щеке. – Казенные какие-то слова на ум лезут, да других что-то не подворачивается. Я тебе предлагаю гражданский брак, по всем правилам, со всей серьезностью. Ну, единственное, без штампика, но это дело наживное. Оля, по-моему, у нас получится. Притерлись мы как-то уже друг к другу, согласись. Не подумай, я не по пьянке. Я эту мысль чуть ли не неделю баюкал и развивал. Если хочешь, утром повторю то же самое на трезвую голову. Никуда я тебя не отпущу, ни завтра, ни вообще. Не буду врать, что успел тебя полюбить без памяти, но ты мне очень нужна. Или ты не хочешь?
Оля встрепенулась, закинула ему руки на шею, прижалась щекой к плечу и сказала с едва слышным всхлипом:
– Хочу. Сто раз хочу. Я так хотела именно это услышать. Правда, ты серьезно? Все по-настоящему, кроме штампика этого дурацкого?
– Серьезней некуда, – сказал он. – Согласна?
– Сто раз согласна. Наверное, с тех пор, как ты меня в подъезде первый раз целовал. – Она на миг затихла и прошептала настойчиво: – А ты мне изменять не будешь? У тебя столько лет вольной жизни за спиной!..
«Прощайте, сауны, – подумал он без малейшего сожаления. – Прощайте, Жанетта, Жоржетта, Лизетта, Мюзетта и кто еще там».
– Дурочка, – сказал он ласково. – Не буду. Честно тебе признаюсь, не в силу какого-то там облико морале, а просто потому, что не умею. Серьезно говорю. Как-то так жизнь сложилась, что никогда не заводил двух девушек одновременно. Так что просто не умею и учиться этому не хочу. Ты что?
Оля разомкнула объятия, отстранилась от него, отвернулась. На глаза у нее навернулись совсем крохотные, едва заметные слезинки. Но понурой она уже никак не выглядела. На губах девушки играла легкая улыбка.
