Что это было, я так и не поняла. Только вряд ли какие-то там души нерожденных детей, и уж конечно, не дух моего дядюшки — хотя я готова поверить, что кровосмешение способно рассердить душу мертвого младенца. После моего бегства эти двое крепко подружились — мой папочка и бывший муженек. Подружились на почве возмущения моим поведением.
Мать писала мне, что перед обрядом очищения отец навел справки в архиве епархии, и оказалось, что лет сто назад одна беременная служанка повесилась на тисовом дереве в церковном дворе, расстроенная тем, что ей недодали денег на предстоящие роды. Но что-то уж больно много фарфора было перебито. Чересчур для одной скромной девушки. Поэтому я считаю, что дело тут было не только в ней. Верю ли я в привидения? Да в общем-то нет. Просто не могу позволить себе этого — слишком уж расшатываются нервы. Зато я верю в силу гнева, бушующего, когда в него не верят. А теперь, с вашего позволения, я хотела бы оставить эту тему.
Мы все притихли, и вдруг в тишине раздался странный звук — словно бы ветер принес откуда-то многоголосый женский стон. Этот звук прилетел к нам через окно, которое Кимберли умудрилась разбить. Казалось, невидимые монахини расхаживают по залу, бормоча молитвы. Их тихие нежные голоса шептали слова утешения и тут же перерастали в буйный смех и громкие стоны (я вспомнила, что во время войны здесь располагался госпиталь для раненых), а вместе с этим звуком прилетел ледяной сквозняк.
— Да это джакузи, — сказала Хирургиня. — Оно само выключилось, а вода в трубах еще шумит.
Так оно, собственно, и было — просто наш слух сыграл с нами злую шутку. Мы разошлись по своим номерам — сначала шагали степенно, изображая невозмутимое спокойствие, а потом побежали трусцой, даже Кимберли, попутно включая везде свет. Полная луна пошла на убыль, и башни замка чернели на фоне ветреного неба, а землю уже успел покрыть иней. И весь мир вдруг показался нам таким прекрасным и таким опасным!
Глава 31
Майра сидела на краешке моей постели и плакалась в жилетку — это был похоронный плач по ее загубленной жизни, погребальная песнь, исполняемая на слегка расстроенной волынке. Мне-то не впервой — сколько раз я уже вот так выслушивала других женщин. Сидишь, слушаешь с сочувственным видом, бормочешь слова утешения: «все пройдет, все уляжется» или «да, ты права, он просто ублюдок», «да, ты поступила правильно». Говоришь все это, а сама ждешь, когда она успокоится. Если слушать со всей серьезностью и давать ценные советы, грамотно подстрекать и уговаривать, то она прямо при тебе решится порвать наконец эти узы, так сильно попортившие ей жизнь.
Но для злобных советов я была, как вы сами понимаете, слишком благодатно настроена. Еще бы — Джулиан собрался домой, у Дженни появился новый муж, и я излечилась от паранойи, едва не сведшей меня с ума, а посему мне даже было наплевать, что нас, кажется, отрезало от мира снегами. Новость о возможном приезде Алистера вызвала у Майры только кратковременную радость. Похоже, она лишь обострила ее жалость к самой себе и, по правде говоря, вконец расстроила. Она вдруг решила, что он позвонил в «Касл-спа» и попросил передать, что заедет, узнав о надвигающихся снегопадах. Она напоминала меня саму, и я еще раз подивилась, как часто случается подобное: такая, казалось бы, сильная, энергичная, самостоятельная и независимая женщина, надежда и опора для себя самой, для своей семьи и даже, я бы сказала, для страны в целом, так часто оказывается в столь плачевном мазохистском состоянии — съежившись на постели, орошает слезами подушку.
«Но это же несправедливо!» — жаловалась она как ребенок. Почему дети ждут какой-то справедливости от этого в корне несправедливого мира? Никогда не понимала, но, увы, это так. Думаю, это как-то связано с теорией выживания по Дарвину, а иначе можно объяснить лишь упованием на Бога или существованием каких-то платонических идеалов. Только Майра, по-моему, в этот момент не очень-то склонялась к дискуссиям по поводу разных теорий. Конечно, никакой справедливости не было. И почему ей не удалось завладеть вниманием Алистера? Почему она дала такую слабину? Окружающим казалось, что она в полном порядке — уверенная, общительная, Наши дамы даже старались поменять на столе таблички с именами, чтобы за обедом пересесть к ней поближе. Лицо ее порядком огрубело от ветров и палящего солнца, зато фигура была идеальная. Она даже особенно не заботилась об одежде, совершенно спокойно раздевалась в джакузи перед женщинами на десять лет младше ее. А этот Алистер! Вы бы его видели! Ее ровесник, а уже весь обвислый, рыхлый, нос и щеки в красных прожилках и в рытвинах. Волосы он почти все растерял, а то, что осталось, зачесывал набок, прикрывая лысину. Жалкое зрелище.
— Ну так и забудь его, — посоветовала я. — Найди себе кого-нибудь посимпатичнее, с гладкой кожей и волосами. Попробуй поискать в Интернете на сайте знакомств.
— Мне не нужен другой! — страдальчески простонала она. — Ты не понимаешь!
Оказывается, она просто хотела, чтобы он перестал ей врать. Говорить в постели, как сильно ее любит, и обещать, что когда-нибудь они все-таки будут вместе, он все скажет жене, как только дети чуть-чуть подрастут. Дети сначала ходили в детский сад, потом в начальную школу, затем окончили ее и теперь учились в колледже, а сам Алистер уже завел другую семью, но все оставалось по-прежнему, и обещания в том числе. А Майра все удивлялась, почему он только трахает ее и не предпринимает никаких шагов, чтобы что-то изменить.
— Некоторые мужчины страдают комплексом вечной вины, — пояснила я. — А постоянные разговоры о любви помогают преодолеть им этот комплекс.
По-моему, мои слова произвели на нее неизгладимое впечатление, хотя она и не подала виду. Я посоветовала ей покормить его виагрой и посмотреть, что изменится. По идее заверений в любви должно стать меньше, останется только здоровый секс. Майра почему-то решила, что я шучу, но я вовсе не шутила. Она продолжала ныть — никак не могла смириться, что он погубил ее жизнь, заморочил голову и, в сущности, бросил. Теперь у нее будет заниженная самооценка и она докатится до каких-нибудь таксистов. Она понимала, что ведет себя как слезливая, малодушная, слабонервная мазохистка, и презирала себя за это, а я, как путеводная звезда, должна была вывести ее из этого мрака. Теперь она намеревалась связаться с Алистером по спутниковой связи, чтобы раз и навсегда разорвать эти отношения. Он, конечно, может приехать, но ей на это наплевать.
— Успокойся, Майра, — сказала я. — Хочешь, дам тебе снотворного? По-моему, оно тебе сейчас просто необходимо. Ты посмотри, скоро полночь!
Но она уже открыла ноутбук и включила скайп. На мониторе забегал человечек, и после сигнала связь установилась, веб-камера была включена. Через пару секунд раздался дребезжащий мужской голос, на экране показалась чья-то рука, и связь оборвалась. Майра в сердцах выругалась. Но перед тем как все выключилось, я, кажется, успела разглядеть некое помещение, по-видимому, кабинет Алистера — огромное окно на заднем плане, просторное кожаное кресло с жирным пятнищем на уровне головы, и кофейная кружка на дорогом и стильном начальственном столе.
