».
Мне и правда нужно разобраться со своей собственной жизнью, прежде чем обвинять его в том, что он засунул свои проблемы в пресловутую коробку, а коробку – под пресловутую кровать.
Но черт возьми. На самом деле я хотела бы, чтобы было иначе: «сейчас, да, навсегда».
Глава 20
На улице еще темно, когда я выхожу на тротуар и дверь подъезда захлопывается за мной. Такси ждет у обочины, приглушив свет фар, его силуэт кажется черным в желтом свете уличного фонаря. Водитель смотрит на меня поверх своего журнала, выражение лица у него кислое, лицо изборождено морщинами, которые появляются от постоянной усталости и недовольства.
Я вдруг понимаю, как выгляжу: волосы взлохмачены, вечерний макияж, который я делала накануне, не смыт, вокруг глаз темные круги от туши, темные джинсы, темный свитер… как какая-то преступница, пытающаяся раствориться в темноте. Фраза «Побег с места преступления» вертится у меня на языке, и я бешусь от того, насколько она подходит к моей ситуации.
Шофер выходит из машины и встречает меня у багажника, который уже открыт. Не вынимая сигареты из искривленного презрительной гримасой рта, он спрашивает:
– Американка?
У него такой сильный акцент, что облачко дыма вылетает из его рта с каждым гласным звуком.
Я чувствую, как во мне растет раздражение, но только киваю в ответ, не решаясь спросить, как он догадался и почему так решил. Потому что знаю: чуть что – и я взорвусь, как нарыв на большом пальце.
Он не замечает моей неразговорчивости, а может быть, ему просто наплевать, потому что он берет мой багаж и забрасывает его в багажник без всякого усилия.
Это та же самая сумка, с которой я приехала, я спрятала ее через несколько дней после приезда, потому что она выглядела слишком новой и неуместной в обстановке теплой и уютной квартиры Анселя. По крайней мере я себе тогда так сказала и засунула ее поглубже в шкаф около двери спальни, где она не отсвечивала постоянным напоминанием о том, что я здесь только на время, о том, что мое место в его жизни непостоянно и все закончится вместе с летом.
Открыв пассажирскую дверь, я залезаю в машину и стараюсь не хлопать слишком сильно. Я знаю, как разносятся звуки по ночной улице и как они слышны из окон, а мне совсем не хочется, чтобы он проснулся, вскочил в пустой квартире на постели и услышал, как отъезжает такси от его дома.
Шофер тяжело опускается на водительское сиденье и встречает мой взгляд в зеркале заднего вида.
Я даже не могу сформулировать, что именно чувствую, когда машина трогается с места и медленно едет вдоль улицы. Печаль? Да. Тревогу, злость, панику, разочарование, вину? Да, все это. Не совершаю ли я ошибку? Не станет ли этот побег самым моим неправильным выбором в жизни? Но я все равно должна была уехать, говорю я себе, просто это небольшое отступление от ранее намеченного графика. И даже если бы я не уехала, все равно нужно было бы сделать перерыв, подумать о перспективах, внести ясность… верно ведь?
Я чуть не начинаю смеяться. Да уж, вот чего-чего, а ясности у меня точно нет.
Я так отчаянно пыталась сделать выбор этой ночью, мне нужно было решить, что произошло: ничего особенного или фатальный сбой, нужно было выбрать, уйти или остаться – и при этом чтобы потом не оглядываться назад и не думать: «О боже, ты совершила самую большую ошибку в своей жизни!» Я столько раз меняла решение и столько раз сомневалась, что сейчас не уверена ни в чем. И предстоящие тринадцать часов полета наедине со своими мыслями и сомнениями представляются мне просто пыткой.
По пустым ночным улицам такси едет слишком быстро, и мой желудок начинает сжиматься точно так же, как и в мой первый день здесь, но только на этот раз причины совсем другие. В глубине души я бы, возможно, даже обрадовалась, если бы у меня снова началась рвота, она могла бы заглушить ту боль, которая поселилась у меня внутри с прошлого вечера. Со рвотой все проще – про нее я, по крайней мере, точно знаю, что она пройдет и я смогу закрыть глаза и притвориться, что мир вокруг вовсе не крутится вокруг меня с бешеной скоростью, что у меня в груди вовсе нет огромной дыры с рваными, кровоточащими краями.
Мимо пролетает город с его каменными и бетонными домами, их могучие силуэты высятся на горизонте точно так же, как и сотни лет назад. Я прижимаюсь лбом к стеклу и пытаюсь стереть из памяти наше первое утро с Анселем: каким он был милым и внимательным, и как я волновалась, что все испортила, и что все закончится, даже не начавшись…
Солнце еще не встало, но я уже могу различить деревья и лужайки, которые зеленым ковром окаймляют шоссе, и понимаю, что мы выехали за пределы города. Меня не покидает отвратительное ощущение, что время как будто движется назад, стирая по пути все.
Достав телефон, я нахожу расписание рейсов, захожу на сайт и просматриваю расписание в поисках подходящего рейса. Мое решение уехать выглядит слишком внезапным в чересчур резком свете экрана телефона, прорезающем темноту и отражающемся в моем окне.
Я задерживаю руку над графой «город прибытия» и почти смеюсь над своей воображаемой дилеммой – ведь я знаю, что уже решила, куда мне надо лететь.
Ближайший рейс вылетает примерно через час, и я даже слегка удивляюсь, как легко у меня получается все быстренько оформить и в мгновение ока забронировать билет.
Закончив, я выключаю и убираю телефон и смотрю в окно на убегающий город, который начинает просыпаться.
Из того, что от Анселя пока нет никаких сообщений и звонков, я делаю вывод, что он еще спит. Закрыв глаза, я вижу его, как он спит на покрывале в расстегнутых джинсах. Я помню, как выглядит его кожа в мутном свете уличных фонарей, при котором я собиралась: темные тени подчеркивают черты лица, как будто их обрисовали углем. Я гоню от себя мысль о том, как он проснется и обнаружит, что меня нет.
Такси останавливается, я смотрю на цену на таксометре. Мои пальцы трясутся, когда я достаю кошелек и начинаю отсчитывать деньги: эти нарядные, цветные бумажки все еще выглядят для меня такими чужими, что я инстинктивно прикрываю их ладонью, отдавая таксисту.
