— Пить хотите? У меня тут «Фреска». Если вам нужен кофеин, есть диетическая «Пепси»…
— Да нет, спасибо.
Она скурила сигарету до фильтра, затушила бычок в раковине, нашла пачку легких «Уинстон» и закурила снова.
— Некоторые считают, что диетическое вредно, а по-моему, все лучше, чем жрать столько сахару. Ларри скоро вернется.
Она сняла что-то со стены и протянула мне.
Газетное объявление, вставленное в застекленную рамочку. Цветная реклама калифорнийских универмагов «Мэй компани». Распродажа платьев и свитеров для девочек-подростков. И дата — тридцать один год тому назад.
— Вот это я.
Она указала на белокурую девчушку в клетчатом джемпере. В губах Келли Вандер даже без морщин все равно было что-то обезьянье. Я бы ее сразу узнал.
— Вы работали моделью?
Она присела на уголок розового сиденья.
— Во мне сейчас пять футов пять дюймов. До того, как у меня усох позвоночник, я была на дюйм выше. Но все равно этого слишком мало, чтобы стать настоящей моделью. Поначалу мне давали рекламировать только детские шмотки. У меня и грудь-то поздно отросла, потому что… А как только я отрастила сиськи, агентство запихало меня в подростковые, и там я и осталась. Так я и с Саймоном познакомилась. Он тряпками торговал, толкал вязаную синтетику одной крутой фирмы. Была выставка-продажа, показ проводили в «Шотландском уставе», все скрипело, как в доме с привидениями…
— Это в Хэнкок-Парке, — заметил я, проверяя, вызовет ли какую-нибудь реакцию упоминание места, где выступал Келвин Вандер. — Недалеко от Эбелла.
— Да-да, именно там, — сказала Келли Вандер. — Это карма. — Она налила себе «Фрески». — Точно не хотите?
— Нет-нет, спасибо. Почему «карма»?
— То, что мы с Саймоном встретились. Мы, девушки, все построились, и костюмы нам выдавали кому какой. И так вышло, что мне достался один из костюмов его фирмы. Синий, двубортный. С блестящими пуговками, как у моряков. У меня даже была матросская шапка!
Она коснулась головы и позволила себе улыбнуться, снова показав кариесные зубы.
— Гадкий, кусачий полиэстер, мне так не терпелось его поскорее снять! Саймон подошел ко мне после показа. Он получил большой заказ, хотел меня поблагодарить. Он был чуть постарше меня, культурный такой…
Она выдохнула дым. Никотиновые испарения заклубились над бокалом, придав газировке вид ведьминского зелья.
— А вы ж психолог, да? Я их кучу перевидала. Были хорошие, были так себе…
— Ну, я-то не из худших.
— Вы в полиции работаете?
— Подрабатываю.
— Интересная, наверно, работа.
— Да, бывает.
Женщина широко улыбнулась.
— А какой случай был самый запоминающийся?
Я только улыбнулся в ответ.
— Да я их не виню, — сказала она. — Всех этих психологов, которые пытались мне помочь. Я сопротивлялась изменениям. «Хроническое расстройство пищевого поведения, сопротивление изменениям»… Мне говорили, что, мол, если не бросишь морить себя голодом, можешь умереть на месте от сердечного приступа. Да, мне было страшно — но не настолько, понимаете? Как будто у меня в мозгу было две отдельных части: разумная — и упорствующая. Один из докторов, что лечили меня, говорил, мол, главное — обзавестись новыми привычками. Он заставлял меня выполнять упражнения — в уме, я имею в виду. Чтобы разумная часть стала доминирующей. Вам не кажется, что это ерунда какая-то?
— Не кажется.
— Ну, сейчас-то у меня всё в порядке. — Она провела руками вдоль своего костлявого тела. — Нет, я, конечно, все еще могу откинуть копыта от того, что творила с собой раньше, но пока… тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
— Однако вы были достаточно здоровы, чтобы родить ребенка…
— Вы Симону видели? Она ведь точь-в-точь такая же, как я… Надо бы зубы вставить. В глаза бросается, да? Это они от булимии попортились, все говорят, что если б я вставила зубы, то выглядела бы на десять лет моложе. Я только не уверена, надо ли мне оно.
— Выглядеть моложе?
— Ну да, — сказала Келли. — Каждый раз, как я смотрю на себя в зеркало и меня передергивает, мне это напоминает, как я вообще дошла до жизни такой. А вот вы что скажете? С точки зрения профессионала. Нужно ли мне такое напоминание?
— Я вас недостаточно хорошо знаю, — ответил я.
— Бздынь! Правильный ответ.
Она вскинула кулак и посмотрела на часы на стене.
— Где же Ларри?.. Я наконец-то получила кое-какие инсайты. Третий раз решает все.
— Вы с Ларри на реабилитации познакомились?
Келли покачала головой.
— Я не стану говорить за Ларри. Что мое — то мое, а на его эмоциональную территорию я вторгаться не буду… Да, кстати!
И она посмотрела на дверь.
Я прислушался, ожидая услышать шаги, но ничего не услышал. Несколько секунд спустя оранжевая деревянная дверь распахнулась, и в комнату ворвался Ларри Брейкл: приземистый, ниже ее, в темных очках, аляповатой гавайке, с сальным белым пакетом. Из-под мышки у него торчал блок легкого «Уинстона».
— Радость моя, я тебе пончиков принес! Хрустящие, с кленовым сиропом, грецким орехом и кори… — Он снял очки. — Кел, у нас гости?
— Это к тебе, Ларри, — ответила Келли Вандер. — Все ради тебя, зайчик мой.
* * *
Ларри Брейкл стряхнул пепел в кофейную чашку.
— То есть вы хотите сказать, что Трэвис — маньяк, Джек Потрошитель? Сэр, вы не обижайтесь, но это бред какой-то.
— Да я уж ему говорила, мой сладкий, — сказала Келли Вандер.
Они сидели вплотную друг другу, колено к колену, курили в унисон и одновременно прихлебывали «Фреску».
Я ответил:
— Полиция рассматривает его как основного подозреваемого.
— Полиция и в прошлый раз так думала, — сказал Брейкл.
— Вам известна история Трэвиса.
Он замялся.
— Ну да. Это же было в газетах.
— В местных газетах этого не было.
Мужчина ничего не ответил.
Я сказал:
— В «Вестнике Феррис-Рэвин» ничего конкретного не говорилось, мистер Брейкл. Разве что эта история известна вам из других источников?
Брейкл обернулся к Келли Вандер. Ее лицо оставалось непроницаемым.
— Да по фиг, — сказал он. — Слышал от кого-то.
— Вам рассказал сам Трэвис?
— Да по фиг.
— Вы с ним на реабилитации познакомились?
— Слушайте, сэр, я хочу быть добропорядочным гражданином, но за Трэвиса я говорить не стану. Что его — то его, мне своего дерьма хватает. Без обид.
