Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112
Нагрузил его всем, что имел я,
Нагрузил его всем, что имел серебра я,
Нагрузил его всем, что имел я злата,
Нагрузил его всем, что имел живой я твари,
Поднял на корабль всю семью и род мой.
Скот степи, зверей степи, всех мастеров я поднял.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сумрак утром, перед ночью полил погибельный ливень.
Я взглянул на облик погоды
Страшно глядеть на погоду было;
Я взошел на корабль и запер двери.
За постройку судна корабельщику Пузур-Амурри
Я отдал чертог и его богатства.
Едва занялось сиянье утра,
От основанья небес поднялась черная туча.
Адад гремит в ее середине,
Шуллат и Ханиш идут перед нею.
Идут гонцы горой и равниной,
Ирагаль вырывает мачту;
Идет Нинурта, гать прорывает;
Подняли факелы Ануннаки,
От их сияния земля озарилась;
Адада ярость небес достигает,
Что было светлым — во тьму обратилось,
[Земля как чаша], черпает [воду].
Первый день бушует буря,
Быстро налетела, водой заливая,
Словно войною людей постигла
Те не видят друг друга больше,
И с небес не видать человеков.
Боги потопа устрашились,
Поднялись, удалились на небо Ану,
Свернулись, как псы, у стены растянулись.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Иштар кричит, как в муках родов,
Госпожа богов, чей прекрасен голос:
"Прежние дни обратились в глину,
Ибо в совете богов я решила злое,
Зачем в совете богов решила я злое,
На гибель людей моих я войну решила?
Для того ли рожаю я человеков,
Чтобы, как рыбий народ, наполняли море!"
Ходит ветер шесть дней и ночей,
Потоп и буря покрывают Землю.
При наступлении дня седьмого
Буря и потоп войну прекратили,
Те, что сражались подобно войску.
Утих ураган, успокоилось море — потоп прекратился.
Я взглянул на море — тишь настала,
И все человечество стало глиной!
Подобно крыше стала равнина.
Я пал на колени, сел и плачу.
По лицу моему побежали слезы.
Я взглянул на море во все пределы
За двенадцать бэру* поднялся остров. (* Бэру — около 10 км.)
У горы Нисир корабль остановился,
Гора Нисир корабль удержала, не дает качаться.
При наступлении дня седьмого
Вынес голубя и отпустил я:
Пустившись, голубь назад вернулся
Не было места, опять прилетел он.
Вынес ласточку и отпустил я:
Пустившись, ласточка назад вернулась
Не было места, опять прилетела.
Вынес ворона и отпустил я.
Пустившись же, ворон спад воды увидел
Не вернулся — каркает, ест и гадит.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Поднялся Энлиль, взошел на корабль,
Взял меня за руку, вывел наружу.
На колени поставил жену мою рядом.
К нашим лбам прикоснулся, встал между нами, благословляя:
"Доселе Утнапиштим был человеком,
Отныне же Утнапиштим и жена его нам, богам, подобны:
Пусть живет Утнапиштим у устья рек, в отдаленье".
Можно ли было сомневаться в том, что это древнейший вариант библейской легенды? Библейское сказание не только в общем, но и по своим подробностям удивительно напоминало рассказ Утнапиштима, где даже фигурируют голубь и ворон, которых, как известно, посылал и Ной.
Находка этого текста выдвинула совершенно необычный для эпохи Джорджа Смита вопрос: "Неужели истины, содержащиеся в Библии, не являются изначальными?" А археология снова сделала гигантский шаг на пути изучения далекого прошлого, поставив еще одну проблему: была ли история Утнапиштима действительно всего лишь легендой, подтверждающей библейскую легенду? Ведь еще совсем недавно к легендам относили вообще все, что было известно о поразительно богатой стране, расположенной между Тигром и Евфратом. Разве не выяснилось в конце концов, что во всех этих легендах есть свое рациональное зерно? Не следует ли и в рассказе о великом потопе видеть нечто большее, чем простую легенду? К каким же временам следует в таком случае отнести начало истории Двуречья? Непроницаемая стена, за которой видели лишь мглу времен, на самом деле оказалась лишь занавесом — когда его удалось раздвинуть, перед изумленными зрителями предстал новый, никому не ведомый мир, значительно более древний, чем тот, о котором знали до сих пор.
Несколькими годами позже, около 1880 года, снова француз и снова вице-консул, некий де Сарзек раскопал в песке возле местечка Телло в Вавилонии скульптуру, которая сильно отличалась от всех когда-либо найденных археологами в районе Двуречья. Ее принадлежность к вавилонской культуре была несомненна, однако она отличалась большей архаичностью и монументальностью и, по всей вероятности, принадлежала к еще более отдаленному периоду, ко временам далекого детства человеческой культуры, к цивилизации, значительно более древней, чем египетская, которая до этого времени считалась наидревнейшей.
Найти следы цивилизации этого древнейшего народа удалось благодаря смелой гипотезе, выдвинутой одним ученым, и случайной находке де Сарзека, блестяще подтвердившей эту гипотезу.
Впрочем, это относится уже к особой главе истории археологии; события, которые будут в ней описываться, относятся к двадцатым годам нашего столетия, а свое завершение они найдут, может быть, только сейчас, в наши дни.
Впрочем, еще задолго до этого, в конце XIX века, некий немец приступил к раскопкам Вавилона.
Глава 24
КОЛЬДЕВЕЙ ПОД ПУЛЯМИ
В 1878 году молодой бостонский архитектор Френсис X. Бэкон — ему в то время шел двадцать второй год — решил вместе со своим приятелем Кларком отправиться в путешествие по Греции и Турции. Кларк работал в то время над историей дорийской архитектуры, и Бэкон хотел ее проиллюстрировать. Кроме небольшой субсидии, полученной от Общества архитекторов Бостона, у каждого из них было по пятьсот долларов — все их сбережения.
"Пока мы добрались до Англии, — писал впоследствии Бэкон, — мы успели истратить слишком много денег и поняли, что, если мы и дальше будем путешествовать обычным путем, нам не удастся осуществить наши планы — денег не хватит. Поэтому мы решили купить в Англии лодку, в которой мы могли бы и жить, переплыть на ней через канал, подняться вверх по Рейну, спуститься по Дунаю в Черное море, а затем пройти через Константинополь и Дарданеллы к архипелагу, с тем чтобы посетить старые греческие поселения. Так мы и сделали".
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 112
