Сухарева башня в Москве — это, прежде всего, казарма полка Сухарева, потом она принадлежала Адмиралтейству. Брюс, Макаров и другие математики Петровы решали тут математические исчисления на пользу Отечества. Народ думал, что они колдовали, и что их волшебные бумаги еще существуют, закладенными в одной из стен Сухаревой башни. Писец Петров Козьма Макаров, в оставленных после него записках, уверяет, что Брюс, решая какую-то задачу, лишился вдруг одного из своих товарищей; что этот товарищ бесследно исчез. С той поры в Сухаревой башне математики уже не работали.
Келья царевны Софьи и могила трагика Сумарокова
Вот слобода вотчины замосковного богатого монастыря ее — ныне улица Пречистенка. Девичий монастырь непамятно давно блестит своими золотыми маковками. Многое видел и пережил монастырь этот. Жены и матери царей и князей спасали в нем свои души, и в нем же смиряла себя необыкновенная, гордая царевна Софья, сестра Петрова. Лет за тридцать лет назад тут были еще монахини, которые могли указать на ее келью. Игуменья Елпидифория, принадлещая к фамилии Кропотовых, сохраняла еще портрет Софьи. Император Павел I навещал эту игуменью и жаловал ее наградами. Она была последним отрывком памяти о жизни в монастыре Софьи.
Тут же в стенах монастырских спит и трагик Сумароков, описатель стрелецких бунтов…
Поле от слободы до монастыря не так было широко, как нынче, в его поймах стояли не фабрики, не сады господские; но огороды монастырские и рощи. Гул колоколов с церквей монастырских сладко пел по этим рощам. Но сладок ли он был для Софьи, для всех ей подобных женщин, мысливших, и заживо погребенных в ограде монастырской.
На Остоженке, возле церкви Успения, почти на буйвище жил Козьма Макаров, старший письмоводитель канцелярии Петровой. Светлый домик Макарова смотрел прямо на монастырь девический, и говорили, что сам хозяин должен был смотреть только на поле к монастырю. Петр бывал нередко в этом домике, он грустил здесь о Софье.
Макаров лег возле церкви Успения, над ним долго стоял его родовой образ св. Харлампия. Эта икона и теперь еще тут в храме; а домика, где горевал Петр о Софье, а кельи Софьиной не найдет никто!
(М. Макаров)
Воробьевы горы
Воробьевы горы прежде назывались царским селом Воробьевым; в нем живал летом еще Иван III в уютном сельском домике; туда же удалился во время большого московского пожара и внук его, Иван IV (Грозный); оттуда с содроганием сердца смотрел он на Москву, залитую огнем, туда явились к нему мудрые советники: иерей Сильвестр и Адашев, — увещевая его раскаяться в своих прегрешениях и обратиться к Москве с теплою любовью сердца. Воробьевы горы с отлогими уступами своими изображают амфитеатр, стоящий перед Москвой; на них видны еще остатки берёзовой рощи, насаженной, по преданию, Петром Великим, который также приказал выстроить там для себя простой деревянный дворец. При Екатерине II перенесен был туда сельский дворец с Ходынки по окончании тамошних празднеств по случаю Кучук-Кайнарджийского мира с турками; перед этим дворцом находился красный луг, а около него разведен был сад с утрамбованными дорожками, аллеями и проспектами. Там находились в прошедшем столетии зеркальный и стекольный заводы; теперь от всего этого не осталось и следа… Воробьевы горы посещались иностранными государями, в том числе и последним польским королем Станиславом Августом Понятовским, который в 1797 году был в Москве и, осматривая окрестности ее, ездил верхом на Воробьевы горы и, сидя на них, любовался величественной панорамой столицы; оттуда взор охватывает ее на далекое пространство. Старинные владыки Москвы с Красного крыльца также часто любовались местностью своего Воробьева села. Известная г-жа Лебрюнь, путешествуя по России, неподвижно простояла на горах два часа (пишет Карамзин в своих записках), смотря на Москву. С Воробьевых гор и Наполеон злобно смотрел на пылающую Москву. Воробьевы горы известны также своими ягодными садами; там охотно поселяются дачники.
1812 года декабря 25-го, когда уже ни единого врага не осталось на русской земле (кроме пленных), Александр I издал в Вильне манифест, в котором дал обет воздвигнуть на Воробьевых горах великолепный храм во имя Христа Спасителя; этим хотел он ознаменовать важное событие и поблагодарить Бога за спасение России. Долго шли к тому приготовления и представлялись проекты разных художников; из них был выбран и одобрен для исполнения план архитектора Витберга. 1817 года октября 12-го (день изгнания неприятелей из Москвы) происходила на Воробьевых горах с большим торжеством закладка храма. Витберг хотел воздвигнуть храм, который бы представлял не одну груду камней, хотя и в изящной форме, а высокую идею, в которой изображалась бы мысль, глубоко вложенная в форму. Много истрачено было для этого подвига денег и трудов, но он не осуществился. Одни полагают, что рыхлая, рассыпчатая почва земли не могла вынести тяжести такой громады, каковою должен быть храм; другие замечают, что постройка его не осуществилась по недоброжелательству к Витбергу конкурентов и других особ. Карамзину тоже не совсем нравилось исполнение этой постройки. «Кто будет ходить туда молиться, — заметил он в своих записках о Москве, предоставленных императрице Марии Федоровне. — Храм отстоит далеко от города; он будет стоять в уединении, кто отправится туда, особенно зимой, в ненастную погоду, по снежным сугробам».
