Выход христиан начался сразу же после того, как мусульманские наблюдатели получили выкуп. Саладин освободил пятьсот бедняков-христиан, внеся требуемую сумму из собственных денег, а его брат Аль-Адил выкупил еще тысячу этих несчастных. Разумеется, большинство христиан, что предпочли остаться в Иерусалиме, были местными, исповедывали христианство восточного образца, следуя традиции, они всегда легко привыкали к мусульманскому правлению. Именно они провернули самое выгодное дело за все время осады: они спешили купить у франков наибольшую часть их земельных владений! Все выкупленные христиане были помещены в лагерь перед Иерусалимом; последний охранялся днем и ночью мамлюками из личной охраны властителя, так как он опасался неконтролируемых действий разбойничьих отрядов. Построив три отряда — первый защищали тамплиеры, второй — госпитальеры, а третий — сам Бальян д'Ибелен, он приказал им отправиться в ту часть Сахеля (Тир и Триполи), что еще находилась под властью их собратьев по вере. Мусульманская конница сопровождала побежденных: именем властителя она приказывала крестьянам обеспечить их безопасность и пропитание и защищала от воинов джихада, которые рыскали по окрестностям. Дойдя до христианской территории, мусульманские воины повернули назад. Те спасшиеся, что ехали верхом (т. е. богатые люди) пришпорили лошадей и вскоре были в Тире или Триполи. Простолюдины продолжили путь пешком и вскоре были ограблены сеньором Энфе (Нефина). Жалкая кучка людей дошла до Триполи, который для начала закрыл перед ними ворота. Они были открыты через несколько часов, чтобы выпустить конницу, она окончательно обобрала несчастных беженцев, которым мусульмане снисходительно оставили их имущество. Те, кто пытался сопротивляться, были убиты, и жалкая колонна дошла до земель Антиохии, где наконец-то нашла приют!
Печальная участь жителей Иерусалима не являлась чем-то из ряда вон выходящим, поскольку подобная судьба чуть было не постигла жителей Аскалона. Направленные поначалу в дельту Нила, они провели зиму в Александрии под защитой наместников Саладина. В марте 1187 г. им было приказано погрузиться на тридцать шесть христианских кораблей, стоявших на рейде; их капитаны (пизанцы, генуэзцы и венецианцы) хотели взять на борт только богатых, способных заплатить за переезд, и категорически отказывались пускать на корабль бедняков. Кади большого торгового города пригрозил им, что не разрешит им сняться с якоря и даже конфискует все их суда. Угрозы возымели действие, но они решили высадить этих несчастных на первом же необитаемом острове, если только им не удастся продать их как рабов! Кади вынудил их дать обещание, что они доставят всех пассажиров на христианскую землю, не причинив им никакого зла; он пригрозил им жестокой расправой над ними самими или над жителями их поселений, если они нанесут хоть малейший ущерб бедным жителям Аскалона, которых взял под свое покровительство сам Саладин. Сверх того египетские власти должны были обеспечить пропитание людей во время путешествия!
Эти события неоспоримо доказывают, что франкская эпопея в Леванте была закончена и что разобщенное западное христианство XIII в. было не способно повторить подвиг «великого похода». Начиная с третьего по восьмой крестовый поход, отчаянные военные действия Запада закончились — и какой ценой — восстановлением всего лишь одного несамостоятельного латинского государства, занявшего клочок побережья. И это новое государство крестоносцев, над которым будут властвовать соперничающие торговые республики, на самом деле станет только портом на их службе. Подводя итог, мы приведем высказывание Рене Груссе, крупного специалиста по истории крестовых походов: «Торговые отношения затрагивали только судовладельцев Пизы, Генуи, Венеции, а также Барселоны или Марселя, и они интересовались латинским Востоком лишь как местом проведения своих финансовых операций».
Франки были изгнаны из Палестины, но у них оставались еще две крепости в Галилее: крепость тамплиеров Сафед сдалась только в декабре 1188 г., а госпитальеры из Бовуара продержались до января 1189 г. После взятия Иерусалима Саладин вернулся к своему исходному плану: он желал отобрать у христиан все прибрежные базы, чтобы воспрепятствовать прибытию подкрепления по морю. Поэтому он снова собрал армию и зимой 1187–1188 гг. выступил на Тир. Он понимал, что должен, не мешкая, овладеть этой крепостью, где концентрировались силы франков. Но маркграф Монферратский, не колеблясь, разрушил перешеек, соединявший старый полуостровной город с побережьем. Несмотря на значительность задействованных войск и несмотря на помощь галерного флота египтян, Саладин ничего не смог поделать с городом, который защищали как его место расположение, так и стены. Мы располагаем описанием Тира, датируемым несколькими годами до происходящих событий: «Да поразит его Аллах! Это город, чья способность обороняться стала общеизвестной: он никогда не сдается, покорный и послушный, на милость нападающего, и франки укрываются в нем от превратностей судьбы; они сделали его опорой своей безопасности. Его улицы и общественные места чище, чем в Акке, его жители в своем неверии имеют более мягкий нрав, их поведение и отношение к мусульманам-чужеземцам более благосклонно, характер их весьма любезен. Их жилища велики и просторны. Жизнь мусульман там легка и спокойна. Акра намного больше, тираничнее и более поклоняется идолам. Нет ничего более необычного, чем-то, что можно рассказать об укреплении и оборонительной способности Тира. Город довольствуется двумя воротами, одни расположены со стороны суши, другие — со стороны моря, которое окружает его везде, кроме одной стороны. С суши можно подойти, лишь миновав три или четыре потерны, каждая из которых окружена высокими башнями. Ворота, что на море, — это узкий пролив между двумя высокими башнями, через который можно попасть в гавань. Ни один город не имеет более выгодного расположения, как этот. Стены окружают его с трех сторон, а с четвертой он закрыт стеной, скрепленной известковым раствором. Возле этой стены бросают якорь суда. Между двумя башнями висит огромная цепь, которая будучи натянута, не позволяет кораблям ни входить ни выходить. Они могут свободно проходить в гавань только когда эта цепь снята. В порту есть стража и часовые, и никто не может ни войти, ни выйти, чтобы не быть замеченным. Гавань восхищает своей красотой. Тот порт, что в Акке, разумеется, схож с ним по расположению и форме, но в нем нет таких больших кораблей, что стоят на рейде, тогда как маленькие суда легко туда проходят. Порт Тира более красив, более внушителен и более многолюден» (Ибн Джубайр, Странствия).
2 января 1188 г. мусульманская армия отступила, но она еще вернется несколько месяцев спустя. В мае Саладин подошел к Краку и провел целый месяц перед мощной крепостью госпитальеров, но не начинал штурма, что в действительности оказалось бесполезным. Хорошо подготовленная операция против Тортосы чуть было не принесла ему эту крепость: нижний город, покинутый жителями, был разграблен и сожжен, цитадель тоже была взята, но донжон продолжал сопротивляться; его защитники, тамплиеры, провизия для которых регулярно доставлялась с расположенного неподалеку острова Руад, вынудили завоевателя Иерусалима отступить. Отойдя на север, мусульманская армия достигла земель Антиохии. Против неприступной прибрежной крепости Маргаб не было предпринято никаких действий, тем более, что ее гарнизон, состоящий из монахов-госпитальеров, только что получил подкрепление со стороны сицилийского флота. Поэтому мусульмане только прошли перед крепостью, но сразу же после этого трудного перехода они взяли Банияс, Джебайл и, наконец, Латтакию (бывшую Лаодикею византийцев и Ла Лиш крестоносцев), порт, за который так сражались Боэмунд и Танкред. Латинская власть обеспечила процветание этому городу, а мусульманское завоевание неотвратимо привело его в упадок. Сами мусульманские хронисты сожалеют о его разграблении: «Я видел прежнюю Латтакию, это был богатый город с красивыми зданиями; повсюду были дома из обтесанного камня, крытые галереи с прочными сводами, ни один дом не обходился без сада, рядом находились фруктовые деревья, большие рынки, повсюду было светло, везде был здоровый воздух. Но наша армия разрушила это благоденствие и уничтожила это великолепие. Наши эмиры, захватив прекрасный мрамор, приказали перевезти его в свои дворцы в Сирию. Они уничтожили красоту зданий и стерли их блеск» (Книга двух садов).
