Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Россия в лице населявших ее народов[340], процветающих в лоне священного православного самодержавия, представлялась царю Федору и его современникам не просто одной из империй (бывших и существующих) и даже не лучшей из них, но — несравненной в истории Вселенной державой. Так полагал и царь Петр, вполне довольный идейным основанием своей власти, сформулированным в чине венчания на царство летом 1682 г., написанным на основе чина венчания его старшего брата. Лишь стремление к новым и новым почестям побудило Петра после окончания Северной войны именоваться также Императором (в ознаменование полководческих достижений), Первым и Отцом Отечества.
К статусу России на мировой арене (утверждавшемуся многолетними усилиями в дипломатическом церемониале) и тем паче к самосознанию россиян титул императора ничего не прибавил. Употребляя его, благонамеренные россияне продолжали неофициально именовать государя царем, а Россию — царством. Куда более радикальный шаг сделал как раз Федор Алексеевич — и именно его державная идея стала фундаментальной основой российской государственной теории. Когда граф Сергей Семенович Уваров (1746–1855) употребил в 1830-х гг. крылатую формулу «Православие, Самодержавие, Народность», он повторял расхожую со времен старшего брата Петра мысль, а вовсе не мнил себя преобразователем общества[341].
Между состоявшимся и «несостоявшимся» императорами, между старшим и младшим братьями, один из которых царствовал чуть более 6, а другой — более 40 лет, много схожего и в образе мысли, и в направленности реформ. В частности, оба любили объяснять мотивы и смысл своих преобразований. Но если в указах Федора Алексеевича главным побудительным мотивом выступали «общее благо» и «всенародная польза» всех россиян, то Петр апеллировал к «государственной пользе» конструируемой им дворянско-крепостнической, военно-полицейской державы.
Различными были для подданных и итоги царствований двух энергичных братьев. Итог второму подвел Верховный тайный совет во главе с А.Д. Меншиковым. Собравшись после смерти Петра, он констатировал, что подданные из-за налогов, повинностей и свирепства военно-полицейского аппарата пришли «в непоправляемое бедствие»: еще немного усилий этих «волков» (по выражению светлейшего князя) — и брать налоги будет не с кого[342]. Итог первому красноречиво изложен в надписи на стене Архангельского собора, над гробницей царя Федора:
«Тот, чей образ и гроб зрите, — благочестивейший великий государь царь и великий князь Федор Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец, по отце своем… Алексее Михайловиче… восприял скипетродержавство царства Российского от рождения своего в 15-е лето.
Был от… Бога… одарен постоянством царским, незыблемым благоговением христианским истинным, бодростью в службе божьей, долготерпением и милосердием дивным. И в правду сказать можно, что он был престолом мудрости, совета сокровищем, царских и гражданских устоев охранением и укреплением, прениям решением, царству Российскому утверждением.
Кратко сказать — то ему любезно было, что мать нашу Православную церковь увеселяло, мир, тишину и всякое народа благополучие умножало. И во всем его царском житии не находилось такого времени, когда бы ему всему православию памяти достойного и церкви любезного дела не сотворить. К тому же неприятелям Российского царства был страшен, в победах счастлив, народу любезен. Он от многолетних войн царству Российскому мир достохвальный сотворил. Из тьмы магометанства и идолопоклонства множество людей не принуждением, но христианским благочестивым промыслом в свет православной веры привел.
Православных христиан, которые были магометанам подданные, многие села и деревни от их подданства освободил. И из басурманского плена много лет там страдавших многое число православных христиан выкупил. Многие церкви Божьи пречудно всяким благолепием украсил. О научении свободным мудростям российского народа постоянно помышлял, и монастырь Спасский, что в Китай-городе, на это учение определил, и чудную и весьма похвалы достойную свою царскую утвердительную грамоту со всяким опасным веры охранением на то учение написал.
Дома каменные для пребывания убогих и нищих с довольным пропитанием сотворил и таковых упокоил многие тысячи. Царские многолетние долги народу простил и впредь налоги облегчил. Братоненавистные, враждотворные и междоусобные местнические споры прекратил. Царский свой дом, и град Кремль, и Китай-город преизрядно обновил, и убыточные народу одежды переменил, иное многое достохвальное и памяти достойное сотворил — и на все полезное и народу потребное все предуготовлял.
Пречудно со всяким христианским душеспасительным к исходу души своей предуготовлением жизнь сию скончал. Царствовал же этот благочестивейший и милостивый царь 6 лет, и месяца два, и дней 28. Преставился же… всего народа с жалостным рыданием и со многоизлиянием слезным в лето 7190 (1682) месяца апреля в 27 день в 13 часу дня в первой четверти»[343].
Можно предполагать, что на появлении столь содержательной эпитафии Федору настояла его родная сестра царевна Софья, правившая в 1682–1689 гг. Но ее неизвестный автор был далеко не одинок в оценке выдающегося самодержца. Показательно, что текст надписи воспроизвели летописцы патриарха Иоакима — стойкого политического противника царя Федора и царевны Софьи[344]. Надпись использовал в «Хронографце» (1688) и близкий к патриарху Чудовский иеромонах Боголеп Адамов, вскоре занявший место казначея патриаршей резиденции[345].
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
