— И очень хорошо! — воскликнул Матеуш. — А то я бы не знал, что и делать!
— А теперь знаешь?
— Теперь... теперь тоже не совсем. А если откровенно, совсем не знаю! Несомненно, очень хорошо, что снимок у нас в руках, но вот что делать дальше?
И он вопросительно посмотрел на капитана. Тот подумал и посмотрел на меня.
— Остальное у вас, так ведь?
— Да, но отдам я только тогда, когда получу стопроцентную уверенность, что окажется в безопасном месте. Если пропадет... Только через мой труп!
— И через мой! — воскликнул Матеуш и трижды плюнул через левое плечо.
— И через... — начал капитан и закончил: — Вот уже три трупа. Тогда давайте втроем и подумаем, как нам спрятать эту драгоценную документацию, чтобы опять не попала в нечестные руки, поклянемся не разглашать тайны...
— ...и дождемся, пока к нашим сокровищам не протянется рука очередного продажного правительства, — закончила я.
— Но я ведь сказал-никому не говорить! — поправил меня капитан. — Зато сделать список запрятанных сокровищ...
— ...и разослать его в Юнеско, в Интерпол, в Епископат, — опять язвительно перебила я. — У них ведь нет такого бардака, как у нас в стране?
— Не всегда будет бардак, — высказал предположение оптимист Матеуш. — История учит нас, что всему приходит конец. А разбазаривать нам осталось уже так мало, что этот конец наверняка не за горами. Вот тогда наши сокровища и будут оценены по достоинству и попадут в честные руки. А до тех пор сделать их недоступными для преступников и продажной верхушки, документацию же хорошенько припрятать, чтобы никто не смог ее использовать в корыстных целях.
После продолжительной дискуссии нам все-таки удалось прийти к общему мнению. Несколько неплохих идей выдал капитан, кое-что придумал Матеуш. Мы договорились, как припрятать кладоносную документацию, так чтобы без нашего согласия никто не мог ею воспользоваться.
— Ты возвращаешься через два года, — сказал капитан Матеушу. — Нет смысла ждать возвращения сложа руки. Мы начнем подготовительные работы по организации поисков и постепенному извлечению сокровищ, направляя их на разумные цели.
Мне страшно понравилась такая идея.
—Так я все себе представляла с самого начала, — снисходительно бросила я капитану. — Из чего следует, что мы с вами, мои дорогие, образуем следующую шайку. И что бы там история ни говорила, не все имеет конец. Шайки бесконечны...
— Послушай, а Беата не собирается возвращаться? — спросил Мачек после того, как я сделала ему подробный отчет о последних событиях. Против принадлежности ко вновь созданной шайке он не возражал.
— Собирается, — ответила я. — Насколько мне известно, на будущей неделе.
— Ты уверена? И надолго?
— Не знаю. Думаю, и она не знает. Как поживется... А что? И почему ты про нее спрашиваешь?
— Да вот, ты тут рассказывала про Пшемыслава, ну у меня и возникли ассоциации...
— Знаешь, за такие ассоциации недолго и по морде схлопотать, мягко выражаясь. Я бы не советовала тебе ассоциировать в этом направлении, можешь произвести плохое впечатление.
— Ты и в самом деле уверена, что ее уже ничто с ним не связывает?
— Уверена. Она давно его раскусила.
— Да, на редкость паршивый характер. Знаешь, удачно получилось, что именно он прикончил Козловского, тем самым мы сразу от двух негодяев избавились. А как она возвращается?
— Что значит «как»?
— Ну, летит на самолете, едет на машине или на пароме переправляется?
— Летит из Копенгагена, я попросила ее взять у Алиции для меня луковички. Поэтому и знаю, что прилетает вечером во вторник.
— А что значит вечером?
— Где-то часов в шесть вылетает и в семь будет в Варшаве. А почему ты спрашиваешь?
— Да так просто. А что за луковички? Я решила наконец над ним сжалиться, а то он никак не мог решиться прямо мне сказать, в чем дело.
— Цветочные луковички. Дело не срочное, могут полежать, так что мне не обязательно встречать Беату. В конце концов, она прекрасно знает и город, и язык. А тебе ничто не мешает поехать и встретить ее. Вот только узнаешь ли?
—На чем я поеду? — вскинулся Мачек.
— На своей развалюхе? Тоже произведет не наилучшее впечатление.
— Можешь взять такси.
Раз вступив на стезю милосердия, я решила брести по ней дальше.
— Если уж об этом зашла речь, обращаю твое внимание на тот факт, что жить Беата будет недалеко от тебя, она недавно приобрела мастерскую Леся. Советую приготовить ужин, думаю, она не очень устанет, в конце концов, не Бог весть откуда прибывает. А свои луковички я, так и быть, возьму как-нибудь в другой раз, пусть полежат, ничего им не сделается.
Вечером в понедельник я позвонила Беате и сообщила, что в аэропорту ее будет встречать Мачек и отвезет ее домой, он живет недалеко, ему не трудно...
— Мачек? — взволнованно переспросила Беата. — Неужели тот самый Мачек, из нашей конторы? Он меня еще помнит?
— И очень хорошо.
— Послушай, тогда возникает проблема — как мне к нему обращаться? Тогда я его называла «пан инженер». А как теперь называть?
— Идиотка! Он уже двадцать лет график, а не инженер. Можешь называть его «пан график», если хочешь...
— Не смейся, я и в самом деле не знаю.
— Ничем помочь не могу. Поступай так, как тебе подсказывает сердце.
Позже я узнала, что сомнения терзали Беату всю дорогу из аэропорта до дому. Впрочем, проблемы того же порядка возникли и у Мачека. Сойдя с борта самолета, Беата начала с «ты», а Мачек в ответ — «пани Беата». Тут же оба перестроились, и Мачек перешел на «ты», а Беата на «пан Мачек». Потом как по команде сменили оба ориентацию и опять оказались на разных уровнях. Проблему удалось разрешить лишь после того, как у себя дома Мачек разбил торшер пробкой от бутылки шампанского. На свадьбу меня они пригласили в декабре. В качестве свадебного подарка я преподнесла им «Цыганку» пана Северина...
