Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
С одобрения американцев Бевин 22 января заявил в своем выступлении в палате общин о необходимости создания Западного союза, в который вошли бы Англия, Франция и страны Бенилюкса и который имел бы единые взгляды по военным и политическим вопросам, а также и в экономической области. Это предложение встретило поддержку в Париже и столицах стран Бенилюкса. В феврале началась подготовка к проведению соответствующей конференции для принятия окончательного решения. Заседание состоялось в начале марта, а 16 марта был подписан договор о создании так называемого Брюссельского союза.
Когда я отправился в Японию, переговоры в Брюсселе еще не начались. Но я был уверен в успехе британской инициативы и в нашей поддержке ее, хотя, как мне казалось, время начала ведения переговоров о военных приготовлениях и обороне еще не пришло, считая опасения европейцев несерьезными. Вместе с тем я согласился с их требованиями определенных заверений и гарантий, но видел опасность в том, что некоторые из них побудят их к ведению военных приготовлений. В подробном анализе проблем нашей внешней политики, представленном мной Маршаллу 24 февраля, я высказал мнение, что инициатива Англии по созданию Западного союза требует нашей поддержки, но в то же время до принятия окончательного решения необходимо дальнейшее изучение этой проблемы. Я легковерно полагал, что никакой спешки тут пока не было и что вопрос останется открытым до моего возвращения.
В день моего отъезда кризис в Чехословакии достиг своего апогея. Происходившие там события в конце февраля и первых числах марта привлекли пристальное внимание американской прессы и общественного мнения. Известие о том, что 11 марта при загадочных обстоятельствах умер (был убит или покончил жизнь самоубийством) Мазарик, министр иностранных дел Чехословацкой республики, сын бывшего президента страны, вызвало настоящий шок. Мазарика знали как друга Запада. Его смерть драматизировала ход событий, происходивших в стране.
Еще большее значение, на мой взгляд, для официальных лиц Вашингтона имела телеграмма, полученная 5 марта из Берлина от генерала Люциуса Клея. В течение целого ряда месяцев генерал сообщал, что, исходя из логического анализа, война с Советским Союзом, по крайней мере в «ближайшие десять лет», маловероятна.
В телеграмме было сказано: «В последние недели отмечены резкие изменения в поведении советской стороны, которые я не могу идентифицировать, но которые наводят на мысль, что война может вспыхнуть драматично и неожиданно».[37]
Я почти убежден, что перехваченные генералом Клеем радиопереговоры русских в накаленной атмосфере Берлина были первыми признаками принятия ими решения об установлении блокады Берлина. Убежден, что более глубокое знание подоплеки этого вопроса и положения дел у русских позволило бы ему не впасть в истерику, которую отражает его телеграмма. Госдепартаменту же и другим официальным лицам в Вашингтоне следовало бы оценить это сообщение, посоветовавшись с людьми, хорошо знающими Россию. Телеграмму эту мне не показывали вплоть до моего прибытия в середине марта на Филиппины. Я немедленно послал свои соображения в Вашингтон, но было уже поздно. Военные и разведывательная братия (решающее слово за военными) к тому времени уже увязали телеграмму Клея с чехословацкими событиями. В верхних эшелонах власти началась предвоенная паника, усугубленная докладом Центрального разведывательного управления президенту 16 марта, в котором говорилось, что «войну следует ожидать в пределах шестидесяти дней». Через сутки, когда другие службы установили предположительный срок начала военных действий через две недели, военно-воздушные силы были приведены в состояние боевой готовности.
Неправильная оценка сложившейся обстановки тут же сказалась на отношении правительства к Брюссельскому союзу. На следующий день, 17 марта, договор подписали, а президент назначил проведение совместного заседания обеих палат конгресса. Он первоначально планировал выступить с ритуальной речью в Нью-Йорке в день святого Патрика, однако отмечал впоследствии в своих мемуарах: «…Угрожающие события в Европе происходили столь стремительно, что… я счел необходимым выступить перед нацией в конгрессе».[38]
В своем выступлении он одобрил Брюссельский договор, заявив, что мы окажем ей свою поддержку и доверие: «…Соединенные Штаты окажут свободным нациям ту поддержку, которая потребуется складывающейся обстановкой, соответствующими средствами. Уверен, что решимость свободных стран Европы к самозащите встретит адекватную решимость с нашей стороны оказать им в этом необходимую помощь».
Еще до подписания Брюссельского договора Госдепартамент приступил к изучению различных путей оказания американской помощи в вопросах обороны странам, в него входящим.
В своем кратком изложении мартовского кризиса 1948 года хотел бы подчеркнуть, что оба события, повергшие официальный Вашингтон в дрожь – консолидация власти коммунистов в Чехословакии и попытка выставить западных союзников из Берлина, – являлись лишь защитной реакцией советской стороны в связи с удачным началом осуществления плана Маршалла и подготовкой западных держав к формированию сепаратного правительства в Западной Германии. Как и инспирированные коммунистами забастовки, захлестнувшие Францию и Италию осенью 1948 года, они отражали попытку Москвы, пока еще не поздно, разыграть политические карты, которыми она располагала на Европейском континенте. Такую реакцию я, собственно говоря, ожидал и принимал в расчет. Ранее я упоминал о документе, направленном мной из Москвы в Вашингтон, подготовленном в период, предшествовавший капитуляции Германии, и озаглавленном «Международное положение России в канун окончания войны с Германией». Полный текст этого документа приведен в приложении. Хочу тем не менее обратить ваше внимание на некоторые его аспекты.
Если западным державам удастся выдержать свою политическую линию, отказав России в моральной и материальной поддержке ее устремлений в консолидации своего влияния в Восточной и Центральной Европе, она, скорее всего, будет не в состоянии в течение длительного времени удерживать это влияние на всей территории, на которую сейчас предъявляет свои претензии. И в этом случае ей придется что-то менять и от чего-то отказываться.[39] Когда же изменения в советской политике произойдут, они, вне всякого сомнения, будут прочувствованы не только в западных странах, но и во всем мире. Доверенные лица Советов, очевидно, смогут и далее удерживать свою власть на определенных территориях, но поступят в соответствии с небезызвестным выражением Троцкого: «Надо хлопнуть дверью, да так, чтобы содрогнулась вся Европа». При этом коммунистические партии и их клики постараются устроить максимальные затруднения для западных демократий, а миру придется вспомнить слова Молотова, произнесенные им в Сан-Франциско: «Если конференция не согласится на выдвигаемые Россией условия установления мира и безопасности, она попытается добиться этого в другом месте».
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
