Когда Поппи не плакала, она лежала между своими родителями, и они смотрели на нее так, словно это неразорвавшаяся бомба, которая в любой момент может шарахнуть прямо им в лицо.
Ребенок спал, но взрослые не могли заснуть. Они даже дышать боялись, чтобы, не дай бог, не разбудить девочку.
В ее плаче им виделось нечто загадочное. Кто бы мог подумать, что столь маленькое тельце может издавать такие оглушительные звуки? Причем такие горестные, полные гнева и обиды… Родители были измучены и напуганы, не в силах перекинуться лишним словом. Они решили, что их ребенок — самый крикливый на свете.
Между тем, из блестящих розовых десен малышки начали проклевываться первые молочные зубки, а из носика (такого крошечного, почти незаметного) непрестанно текли сопли, и этого было достаточно, чтобы превратить жизнь двух взрослых в настоящий кошмар.
В конце концов, Меган перед самым рассветом забылась беспокойным сном, но почти тут же, по звонку будильника, ей пришлось вскакивать снова.
И вот она уже устало карабкается по лестнице знакомого ей дома в Санни Вью, вся в мыслях о ребенке, об этом пришельце, который ни с того ни с сего стал центром ее вселенной, и ее жизнь — вернее, их жизнь в одночасье изменилась кардинальным и непредсказуемым образом.
Когда к ним приезжала Джессика, малышка вела себя отлично. Ее личико (при виде которого Меган замирала от любви и счастья) светилось от радости.
Поппи была рада Джессике. Она стала узнавать свою тетушку. И пока Меган отсчитывала побитые и щербатые ступени бетонной многоэтажки Санни Вью, она не переставала удивляться: неужели Поппи уже умеет любить? И неужели любит Джессику больше, чем ее, родную мать? А, с другой стороны, кто может ее в этом обвинить?
С ребенком Джессика вела себя раскованно и естественно. Меган же ни на минуту не могла освободиться от внутренней напряженности и озлобленности. Она стала совсем не такой матерью, какой собиралась быть, и причину этому видела не только в недостатке сна.
Меган постоянно ждала, что вот-вот стрясется что-то ужасное. Иногда, когда ребенок уставал от собственного плача и засыпал, Меган ложилась возле кроватки так близко, чтобы слышать дыхание девочки, и, не в силах побороть страх, постоянно проверяла, жива ли ее малышка. Долгими часами женщина молила об одном: чтобы Поппи, наконец, уснула, но когда та действительно засыпала, Меган обуревал страх: ей начинало казаться, что дочь умерла.
Любовь к дочери словно поработила Меган, и из этого рабства ей не освободиться никогда. Это была первая и единственная любовь, от которой она никогда не сможет уйти, которую никогда не сможет преодолеть, которая будет длиться до конца ее дней. Эта мысль одновременно вдохновляла ее и повергала в депрессию.
Меган постучала в покарябанную грязную дверь.
Ответа не последовало, хотя изнутри доносилась музыка: Джастин Тимберлейк обещал веселить свою девушку всю ночь напролет. Меган снова постучала, гораздо громче. Наконец дверь открылась, и женщина оказалась посреди непередаваемого хаоса.
На мебели то тут, то там валялись кучи грязного белья. В воздухе висел тяжелый запах табака, гашиша и немытых подносов из-под дешевой пищи на вынос. Тощая маленькая собачка рылась в остатках еды.
— Мне нужен настоящий доктор! Дипломированный! Я свои права знаю!
— Я теперь и есть дипломированный доктор, миссис Марли.
Лицо миссис Марли подозрительно скривилось.
— Когда это ты успела?
— На прошлой неделе.
Каким-то образом Меган ухитрилась пройти итоговую аттестацию. Поздними ночами, пока Кирк укачивал их воющую дочь, она писала письменные работы, а по утрам, приходя в клинику, совершенно измученная, она проводила видеосъемку своих врачебных приемов и консультаций, причем очень трудно было сфокусировать камеру, когда, к примеру, приходилось осматривать простату какого-нибудь пенсионера. Рядом с ней совсем близко сидел Лауфорд и делал пометки в своем блокноте для отчета научного руководителя.
Потом был еще экзамен, на котором письменно надо было ответить на многочисленные вопросы, и Лауфорд оказался прав: Меган, королева по сдаче экзаменов, смогла бы пройти его даже во сне. Что она и сделала, потому что глаза ее постоянно слипались, а голова то и дело падала на стол.
— Мои поздравления, доктор! — захихикала миссис Марли.
— Спасибо.
— Теперь, когда ты стала настоящим доктором, надо надеяться, что больше ошибок ты не наделаешь.
Меган не стала объяснять миссис Марли, что все ее достижения сводились к тому, как, с трудом преодолев год ординатуры, она продемонстрировала то, что называется на языке медиков «минимальной компетенцией». И долгие годы в медицинском колледже, и жуткие дежурства на скорой помощи, и двенадцать месяцев в качестве ординатора общей практики, когда ей приходилось каждый день принимать больных и умирающих, — все свелось к тому, что в конечном итоге ей сказали: она может с гордостью носить звание обладателя «минимальной компетенции».
«Что делать, — думала Меган. — Таковы порядки. И теперь я стала мисс Минимальной Компетенцией».
— Так в чем проблема, миссис Марли?
— У меня нервы! — Она угрожающе сложила руки на своей полновесной груди. — С мозгами у меня все в порядке! Я не полоумная и не психопатка! Но по утрам мне трудно встать с постели. И из дома выйти я почему-то не могу.
— Вы чувствуете агорафобию?
Миссис Марли равнодушно воззрилась на Меган.
— Это что, боязнь пауков?
— Вы испытываете затруднения, выходя из дома?
— Да. Я принимала таблетки. Но они уже кончились.
Меган сверилась со своими записями.
— Судя по предписанию, их должно было хватить еще на две недели.
— Ну и что? А их не хватило!
— Так вы как их принимали — точно по инструкции?
— Знаете что? Они мне помогали, и я удвоила дозу.
— Миссис Марли, — вздохнула Меган. — Доктор Лауфорд выписал вам сильный трехкомпонентный антидепрессант. Он контролирует выработку серотонина в центральной нервной системе. Вам нельзя было…
— Я свои права знаю! — загремела миссис Марли.
В это время в комнату вошла Дейзи и начала апатично гладить жующую остатки пищи собачку. Меган подошла к ней и присела на корточки. На ребенке была одна только грязная засаленная майка.
— Дейзи, милая, почему ты не в школе?
— Мама сказала, что мне не надо больше туда ходить, мисс.
От возмущения миссис Марли взорвалась.
— Как она может ходить в школу, когда я не могу выйти из дома? Ты, глупая корова!
Меган выпрямилась.
— Я очень сожалею, — сказала она. — Мне не хочется это делать. Но боюсь, что мне придется вызвать социальные службы.
