На самом деле он не горел желанием даже сидеть рядом с этим человеком, не говоря уже о том, чтобы выпивать, но не придумал ни одной мало-мальски правдоподобной причины, чтобы отказаться. Он не понимал: случилось чудо и его извинения приняты или Ричардс по-прежнему его и в грош не ставит? А может, ему вообще наплевать – лишь бы залить глаза на дармовщинку? Пол прикинул, что пиво в баре стоит всего лишь пять центов, а значит, это, скорее всего, просто символический жест. Они зашагали рядом по ледяному тоннелю.
– Ну и как твоя семья? – поинтересовался мастер-сержант.
– Хорошо, – ответил Пол, хотя меньше всего хотел бы обсуждать родных с Ричардсом. – Нэт скоро будет рожать. Думаю, это не секрет. Она на восьмом месяце.
– Еще один. У тебя и так уже два маленьких замурзанных крольчонка, – хриплым голосом заметил сержант.
Они еще только поговорили о пиве, а Ричардс уже вел себя так, как будто вылакал по меньшей мере две бутылки.
– Она, наверное, кругленькая, как арбуз.
– Наверное, – нехотя ответил Пол, едва удержавшись, чтобы не добавить: «Я не видел ее пять месяцев».
Чего доброго, сержант решит, что он его в чем-то обвиняет.
– Я тебе рассказывал об арбузах, которые мы выращивали на Нанумеа? – скалил зубы Ричардс. – Чистое золото внутри. Самое сладкое из всего, что доводилось пробовать. Не слишком большие, размером с футбольный мяч. Мы подбрасывали их над водой и стреляли из автомата Томпсона. Срань господня! Арбузы лопались, как свиньи, начиненные конфетти.
Странный переход от беременности его жены к каким-то там арбузам несколько озадачил Пола, но уточнять он, разумеется, не стал. Пол показал на сборный барак из гофрированного железа, который внешне ничем не отличался от других.
– Там клуб, – сообщил он.
Барак был переполнен, поскольку больше здесь идти некуда. Дверь закрылась, и они очутились в небольшом помещении со спертым воздухом. Диваны и стулья были заняты телами, укутанными в несколько слоев одежды. Со стен, словно тюленьи шкуры, свисали куртки. Как и все другие бараки, клуб изнутри был обшит досками. Окон, естественно, не наблюдалось. На полу – бежевое ковровое покрытие, испещренное влажными пятнами. Из колонок звучала музыка, что создавало какую-никакую атмосферу расслабленности.
Скромный бармен – филиппинец по фамилии Паласиос, который, по-видимому, считал, что хуже, чем здесь, быть не может, – поздоровался и поставил на барную стойку бутылку «Сан Мигеля».
– Я угощаю его пивом, – кивнул Пол в сторону Ричардса, но тот заартачился и потребовал виски.
Пол махнул рукой Мейберри и Бенсону, которые во все глаза пялились на только что вошедшую парочку. Похоже, Мейберри не умеет хранить тайны. Бенсон, хитро улыбаясь, показал за спиной у Ричардса боксерский выпад.
– Добрый вечер, мастер-сержант. – Мужики вразнобой поздоровались с Митчем.
– Кольер сказал, что виски здесь – дерьмо, – радостно известил присутствующих Ричардс. – За «Кэмп сентьюри»! Вы рвете мне сердце, сукины дети!
Он поднял стакан, вылил виски себе в горло и вернулся к барной стойке за добавкой.
– Возляжет лев с агнцем[58], – задумчиво произнес Бенсон, когда сержант отошел.
– А кто из них агнец? – спросил Мейберри.
– Спасибо, что привел старшо`го к нашему столу.
– Извини, – пожал плечами Пол. – Он просто увязался за мной, заговорил. Вроде бы все нормально.
Он повернулся к Мейберри:
– Поаккуратнее с ним.
Ричардс вернулся в сопровождении двух датских официальных лиц.
– Здравствуйте, – поприветствовал публику первый, которого сержант отрекомендовал как Соренсена.
Это был румяный мужчина с блестящей, словно покрытой воском, кожей и светлыми, с рыжеватым оттенком волосами.
– Вижу, приобщаетесь к любимому занятию датчан, – пошутил Соренсен.
– Скучаем, сидя в иглу[59], – отрапортовал Бенсон и покраснел. – Извините, сэр.
– Я гражданский, поэтому можно без «сэров», – разрешил Соренсен.
Бенсон подвинулся, уступая датчанам место на диванчике.
– Он имел в виду выпивку, – пояснил Хансен. – До дна.
Разговор потек своим чередом и сразу же принял вполне дружелюбный оборот. Иногда воцарялась тишина, когда кто-то прикладывался к стакану. Ричардс принялся в сотый раз рассказывать о своей службе на Нанумеа. Кажется, ему на самом деле было весело. Пола клонило ко сну. Он ощущал какое-то необъяснимое удовольствие от происходящего. Быть может, когда он вернется в Айдахо-Фолс, все будет по-другому. Скоро Новый год, а потом у них появится новый начальник, который, возможно, добьется улучшений на реакторе. А с Ричардсом вполне можно расстаться без взаимной вражды.
Звон стаканов. Невнятная речь. Джаз, льющийся из динамиков. Пол откинул голову и закрыл глаза, слушая песню «Только одинокий» в исполнении Роя Орбисона[60]. Правда, барабан бухал так, будто кто-то колотил в дверь. Затем зазвучал милый голос Конни Фрэнсис[61] в сопровождении подпевки: «Нет исключений из этого правила, и кто-то окажется в дураках».
– Кольер! Что ты первым делом сделаешь, когда вернешься домой? – спросил Бенсон.
– Поеду кататься на лыжах, – не дав Полу открыть рот, влез в разговор Ричардс. – Сейчас склоны – то, что нужно для катания. Снег – что твоя глазурь на торте.
Возникла пауза. Наконец Пол решил уважить друга и ответить на поставленный ему вопрос:
– Поцелую жену и детей, а потом выкурю сигару.
– Ты куришь сигары?
– Обычно нет.
– А я куплю моим мальчикам щенка, – размечтался Бенсон. – Маленького черного кокер-спаниеля с красным бантом.
– Купи немецкую овчарку, – пробурчал из своего кресла Ричардс.
Никто не обратил на него внимания.
– Можно будет назвать его Сьюки[62], – фантазировал Бенсон, – или Сьюти[63]. Какая кличка лучше?
