Через некоторое время разведчики вернулись, приведя двух захваченных «языков» из младшего отряда. Встретили их восторженно, как героев. Правда, оказалось, что командира «ранили», а одного из разведчиков даже «убили» во время стычки с этими малышами. Глаза у пленников были испуганные, но говорить они отказывались, поэтому что с ними делать дальше, было непонятно. – Допросить с применением силы? Отправить в штаб?..
Тут с наблюдательного поста поступило известие, что приближаются враг. Пленные заметно занервничали. Возиться с ними дальше становилось уже опасно, и было принято единогласное решение быстро и тихо расстрелять их на месте. Чтобы действовать наверняка (учитывая предыдущий неудачный опыт разведчиков), с передовой вызвали нескольких крепких бойцов. Пленные, видно, что-то почувствовали и стали перешептываться, готовясь к сопротивлению или бегству. Но было уже поздно: на них навалились плотной кучей и разорвали в клочки их довольно прочно пришитые погончики. Одному даже порвали при этом рубашку. Он заплакал, но ему посоветовали сказать спасибо тому, кто так хорошо пришивал.
Командование отрядом принял на себя старший лейтенант, и печальные «покойники» в сопровождении раненого командира поплелись в тыл, где все они должны были отметиться. Вскоре после их ухода стало известно, что по лесной дороге в этом направлении движется не просто какая-то отдельная вражеская колонна, а чуть ли не вся их армия. Атаковать в такой ситуации было бы, конечно, полным безумием, звать на помощь «соседей» – уже поздно, поэтому колонну решили потихоньку пропустить мимо, отправив следом за ней разведчиков.
Все затаились, и потянулись ужасные минуты на волосок от гибели…
Когда ничего не заметившие самодовольные враги скрылись из виду, а следом за ними ушли хладнокровные герои-разведчики со связными, среди оставшихся разгорелся спор: нужно ли и дальше сидеть здесь или же идти куда-нибудь еще. Принявший командование лейтенант и его заместитель рвались в бой, но Фурман, который считал, что без приказа из штаба они не имеют права уходить с этой позиции, предложил решить этот важный и касающийся всех вопрос общим голосованием. Выполнять прежний приказ командования и держать линию фронта готовы были всего четверо, считая и Фурмана, и торжествующие лейтенанты, обозванные напоследок «анархистами», отправились на поиски приключений. Оставшаяся же четверка «верных» решила сражаться до последнего.
Опять потянулось время. Потом в кустах неподалеку было замечено подозрительное шевеление, и из них был извлечен грустный «погибший», который передал, что какой-то взрослый срочно разыскивает Фурмана и ждет его на футбольном поле. Конечно, бросать ребят в такой момент было опасно, но, похоже, и там происходило что-то серьезное, хотя и непонятно с чем связанное.
Фурман стал короткими перебежками пробираться в сторону поля и вдруг наткнулся на сидящего на пеньке со скучающим видом Борю. К удивлению Фурмана, оказалось, что именно Боря его и искал. Он сказал, что за ними приехал папа, он их забирает – да, насовсем и прямо сейчас, и что Фурман должен немедленно идти собирать свои вещи, пока папа оформляет бумажки.
Все это было так не вовремя, что Фурман растерялся. Боря сердито требовал, чтобы он сейчас же отправлялся в свой корпус, если не хочет остаться здесь навсегда, но Фурман, пропустив угрозы и ругань мимо ушей, все же побежал предупредить ребят. Хотя чем это теперь могло им помочь?..
«Верные» сидели на своих местах. Не успел Фурман толком объяснить, что произошло, как впереди на просеке появилась троица озирающихся оранжевопогонников – видимо, разведчиков. Двигались они, как нарочно, прямо на засаду. Что оставалось делать? Все уткнулись лицами в траву и до самого последнего момента давились нервным смехом. Неуклюжее нападение все же застало «оранжевых» врасплох, и сопротивление сумел оказать только их офицер. Он сразу отбежал в сторону и стал громко кричать, зовя подмогу. Атакующие замешкались, а спустя минуту уже были вынуждены отчаянно драпать. Фурмана, поначалу ловко вихлявшего среди сосенок, а потом, как ему казалось, удачно притаивавшегося в кустах, вскоре окружили и в короткой, но неожиданно очень жесткой и грубой схватке уничтожили. Он был страшно обозлен, потому что эти козлы до крови расцарапали ему руку и при этом содрали небольшую бородавку, что считалось крайне опасным для жизни. Он еще грозился пожаловаться на них за то, что они дрались с ним по-настоящему, и раздумывал, не побежать ли ему к врачу, – как вдруг до него дошло, что через какие-то полчаса его здесь не будет и весь этот дурацкий лагерь уже закончился.
2
Весной папе каким-то образом удалось получить путевку в пионерский лагерь Министерства охраны общественного порядка, то есть милиции, и с этого лета Фурман стал ездить туда. Лагерь находился сравнительно недалеко от Москвы: за аэропортом «Внуково» от большого шоссе ответвлялась двухкилометровая асфальтовая дорога, упиравшаяся в зеленые железные ворота с серебряными буковками сверху на сетке: «Пионерский лагерь “Березки”».
Начальник лагеря был майором милиции, старший пионервожатый – подполковником, вожатые – и парни, и девушки – в основном младшими офицерами. Все эти подробности узнавались постепенно, из разговоров, в форме по лагерю никто не ходил, и единственным признаком милицейской принадлежности были бело-голубые спортивные флаги и майки с буквой «Д» – «Динамо».
На территории был пруд с расчищенной и благоустроенной купальней; работали несколько кружков, в том числе «изо» и выжигания по дереву; с утра до вечера привычно, как в Москве, звучало радио; отрядные девушки-вожатые были вполне добродушными; в корпусах тепло. Родители навещали Фурмана почти каждое воскресенье или же присылали посылки с гостинцами. В общем, Фурману в этом лагере понравилось, и через год он снова поехал сюда уже без всяких опасений.
Второй раз оказался чуть похуже, но тоже терпимым. В отряде были два брата-близнеца из Рязани – рыжеголовые, крепкие, вспыльчивые, имевшие обо всем свое собственное и часто весьма неожиданное мнение. До драк в общем-то не доходило, но настроение у всех, даже у вожатых, было издерганное. Родители забрали близнецов чуть ли не за две недели до конца смены, и уже на следующий день атмосфера в отряде волшебно изменилась: все расслабились.
Еще до отъезда рыжих близнецов с Фурманом приключилась нехорошая история. Гостинцы у всех появлялись неравномерно; к некоторым мальчишкам родители вообще ни разу за смену не приезжали и даже посылок не присылали. Слабые подозрения, что кто-то лазает по тумбочкам, время от времени возникали, но каких-то совсем уж очевидных и наглых грабежей – чтобы все выгребли подчистую – не случалось. А так – никто ж не будет специально считать и запоминать, сколько у него вчера оставалось яблок, печеньиц или конфет?
Последнюю посылку Фурман получил в четверг. В приложенной записке родители обещали приехать только в конце следующей недели, то есть через выходные. Гостинцев было много, но в понедельник Фурман с удивлением обнаружил, что из всех припасов у него остался один маленький пакетик карамелек, а вся остальная куча – это просто бумага. В первый момент он даже пожалел, что в предыдущие дни был таким щедрым. Потом, раздражившись, в очередной раз поделился с ребятами своими подозрениями. Все вяло покивали – эту неделю многие сидели на мели, но с Фурманом такое случилось впервые.
