— Больно? Извини.
— Да нет, ничего, пустяки. Я уже практически здоров.
— Ладно, здоровый, принимай фрукты.
Максим молча показал в угол, где уже лежало несколько пакетов с апельсинами. Оба засмеялись.
— Еще немного — и фруктовый лоток можно открывать.
— Слышь, Антон, а какие там новости на большой земле?
— Да нормально все. Отец-громовержец из Москвы вернулся. Так что… сам понимаешь… Тебе, можно сказать, повезло.
— Ничего себе — «повезло»!
— Да нет. Ты же понимаешь, мне теперь одному за все отвечать приходится.
— А что, Николай Андреевич сильно всеми недоволен? И мной тоже?
— Нет. Ты-то у нас был на волосок от смерти. За тебя он больше всех переживает. А все шишки нам достаются. В основном, мне!
— М-да… Смешно. Значит, мне и вправду повезло. А про бульдозер на кладбище он знает?
— Да, знает… Ну ладно. Я пойду, поправляйся, начальник…
Антон как-то сразу засобирался.
— Подожди… — остановил его Максим, Антон тормознул. — Значит так. Дуй в гостиницу и привези мне сюда мои вещи.
— Зачем?
— Надоело тут. Заживает на мне, как на кошке. А там у вас такие дела! Натворили вместе, и отвечать будем вместе. Я все же как бы начальник был все это время. А теперь отлеживаюсь в уголке…
— Ну ты даешь…
— Значит так, при гостинице есть котельная. В ней замечательный старик — Палыч. Возьмешь у него ключ. Заодно познакомишься. Блин! Он же волноваться начнет, что я хочу из больницы уйти. Скажешь, что я его бальзамом раны мажу, и уже все зажило. Это почти что правда.
— И все?
— Все. А, да! Вещи соберешь мне…
Через полчаса Максим с помощью Антона был уже почти одет.
Но, как всегда не вовремя, пришел врач.
— Это что еще за новости?! А ну-ка немедленно раздевайтесь… вам вставать еще рано, а вы уже куда-то собрались!
— Доктор, спасибо вам большое. Но мне действительно очень надо уйти.
— У вас рана глубокая. Швы разойдутся… и что вы будете делать?!
— Не разойдутся…
— Вы вообще отдаете себе отчет?..
— Доктор, я взрослый человек и все прекрасно понимаю. Вот расписка, что я ухожу по собственной инициативе и предупрежден вами обо всех возможных последствиях.
— Какая еще расписка? Раздевайтесь и ложитесь.
— Доктор, я все равно уйду!
Максим оставил расписку и вышел.
Врач постоял в недоумении. Потом сказал, ни к кому не обращаясь:
— Вот идиот! Жить надоело!
И убежал дальше по своим делам. У него тут полная больница таких! А то и еще хуже.
Глава 32
«Собрали — разобрали», «приехали — уехали» — это в цыганской крови. Набережная за несколько минут превратилась в импровизированный театр. Но самая важная, поистине эпохальная процедура проходила в леске на склоне, спускающемся к Волге.
Бейбут и Розаура наряжали дебютанта Сашку в сценический костюм. Как же хотелось ему покрасоваться перед Маргошей! Да тут Граф приболел, пришлось оставить в конюшне. Остальные же лошадки не такие талантливые актеры.
Вот тогда и появилась мысль к Люцитиному медвежонку добавить большого медведя. Благо большая шкура, пересыпанная духмяной сухой травой против моли, давно уж залежалась в Бейбутовом трейлере.
Сашка ворчал обиженно:
— Все люди как люди… Один я как дурак, ей-богу!
— Нет, Сашка, ты у нас не дурак! Ты у нас Михал Потапыч по сценарию — главный герой русских и цыганских сказок. Роль у тебя такая…
— Да разве это роль…
— Сашка, не бывает маленьких ролей. Вспомни Станиславского… Да что там! Сличенко вспомни, в конце концов!
Внезапно Сашка грозно зарычал по-медвежьи. Розаура чуть не упала с перепугу.
— Господи! Сашка! Сдурел, что ли? Как дам сейчас!
— Чего испугалась? Михал Потапыч я… Роль такая у меня…
— Да, Розаура, ты зазря не наезжай. Сашка у нас по методу Станиславского работает. Настоящий артист!
— Ты думаешь? — спросил Сашка с надеждой.
— Уверен! — ответил Бейбут.
— Эх, — сказал Сашка, натягивая медвежью башку на свое возвышенное чело. — Главное — что Маргоша скажет?
Все шло как надо. Ясный солнечный день. Народу собралось — уйма. Весть о недавнем обмороке артистки, в которую бросали ножи, разлетелась по всему Управску. Страсти такие, как же не прийти?
На разогреве публики выступали Люцита с медвежонком и подоспевший Сашка. То есть нет, извините, — Михал Потапыч. Потапыч требовал вернуть детеныша. А Люцита все не возвращала. Получалось очень смешно.
Все было хорошо. По крайней мере, для Люциты. Особенно хорошо, что Миро прискакал на Торнадо один. Рядом — никакой Кармелиты.
И вдруг Люцита увидела, как подъехала машина Зарецкого, из который вышли Рыч и эта мерзкая разлучница. И все, мир померк. Какое солнце? Зачем оно? Зачем этот ясный день, если все так плохо! Да что там плохо… Безнадежно! Люцита убежала прямо со сцены. Хорошо, Бейбут — человек опытный. Продолжил вместо нее номер. Да так, что публика подумала, будто так и надо по сценарию.
Девушка убежала в лесок, выплакалась там. Потом решила, что нечего плакать — надо что-то делать. Спустилась к реке, причем с риском — обрывы тут крутые, а где безопасные тропки, она не знала. Нашла воду помельче, заводь. Поймала лягушку. Вспомнила все, что знала, о колдовских делах. Раскрутила ее над головой за правую лапку.
Да и бросила ее через левое плечо.
Посмотрела в небо.
И вдруг из-за утеса на набережную выкатила громаднейшая свинцовая туча. Ударила молния, загремел гром. Упали первые тяжелые капли дождя.
Люцита сначала даже не поверила в свою удачу. Потом начала бегать по мелководью, бить по воде ступнями, хохотать и кричать что-то бессвязное.
Началась истерика.
* * *
«Что ж за невезение такое!» — подумали таборные: уже второй раз подряд нормально выступить не получается. От первых же капель дождя все зрители разбежались.
Сквозь прорези в медвежьей голове Сашка увидел, как Маргоша мучается, убирая столики (а на каждом еще и посуда). Хорошо Рыч под руку попался — попросил его помочь…
А Кармелите только и нужно было, чтоб охранник отвлекся на секундочку, схватила Миро за рукав и убежала с ним. Вышел Рыч из кафе — Кармелиты и след простыл. Сплюнул со злости на землю, спрятался от дождя под навес и начал размышлять, где можно отыскать непокорную поднадзорную.
