Выкладываю добычу на стол и разбираю найденные документы. К первому листу приклеена фотография полной чернокожей девушки. Ей лет двадцать. Она плоскогруда, волосы у нее вьются, и самая приметная деталь ее внешности — огромные губы. По фотографии не скажешь наверняка, но, кажется, что рот девушки обезображен — губы как будто вывернуты. В первый момент мне кажется, что это младшая сестра или еще какая-нибудь родственница Камиллы, но при внимательном рассмотрении что-то в глазах девушки с фотографии говорит мне, что это сама Камилла — но совсем другая, не такая, которую мы знаем. Я переворачиваю фотографию — вдруг на обороте написана дата, но вижу лишь одно слово: «УЖАС!».
Покопавшись в папке, я обнаруживаю, что в ней ворох рецептов на лекарства и отчетов об операциях. Также нахожу фотографии… изображения «до» и «после». На одном снимке слева изображена небольшая грудь Камиллы, а справа она же, но прооперированная — заметно большего размера. Есть фотографии Камиллы, на теле которой пунктиром обведены разные части тела. В ящике стола лежат инструкции по постоперационному восстановлению, буклеты с советами для тех, кто наращивает волосы, делает химический пилинг и колет ботокс. Сложенные в этом же ящике счета из разных клиник заставят очуметь и Сьюзи Орман[51]. Здесь чеков и счетов тысяч на сто. Есть и подборка вырезанных из журналов изображений Бейонс и Тиры Бэнкс. Через несколько минут меня начинает мутить от всего, что я вижу. Слишком много информации о подноготной человека, который едва мне знаком. Закрываю папку и откидываюсь на спинку стула. Ну и что мне теперь делать? Мыслей на этот счет не приходит в голову никаких.
Я изумлена, я стараюсь осмыслить все увиденное, понять, как поступить с тем, что на меня свалилось, как разговаривать с Камиллой, которой явно нужна помощь. Господи, только бы ей удалось выжить.
61. Бренда
Ненавижу больницы! Как же я их ненавижу! Застоялый запах казенной еды, лекарств и больных людей отвратителен! Из больничных коридоров всегда видны на ладан дышащие пациенты, из носов которых торчат какие-то трубки. Попискивание поддерживающей их жизнь медицинской техники нагнетает чувство тревоги. Мне противна казенная стерильность и этот, будто тюремный, минимализм в интерьерах. А тележки с медицинскими причиндалами или обедами для больных, которые всегда словно специально стоят на пути и мешают пройти!
Я направляюсь в отделение реанимации. Добравшись до входной двери, снимаю трубку телефона внутренней связи и сообщаю медсестре, что пришла проведать мисс Купер. Та просит немного подождать, а чуть позже открывает дверь и впускает меня внутрь.
— Ей гораздо лучше, — говорит медсестра, сопровождая меня в палату. — Мисс Купер очнулась, врачи уверяют, что с ней все будет в порядке.
При этих словах напряжение, в котором я находилась с того самого момента, как врач известил меня о том, что Камилла в коме, начало спадать.
— Слава богу! — вздохом облегчения вырывается у меня из груди.
— Вот ее палата, — показывает медсестра и уходит. Я захожу. Глаза Камиллы закрыты, но она, видимо, почувствовала, что кто-то появился, и открывает их.
— Привет, — говорю я, стараясь казаться веселой, и беру за руку свою новую подругу. — Врачи говорят, что с тобой все будет в порядке.
Камилла едва кивает.
— Спасибо, что пришла.
Ее голос еле слышен, она не может пока говорить нормально и только хрипит, но отрадно видеть, что она очнулась и дышит самостоятельно, что аппарат искусственной вентиляции легких ей уже ни к чему.
— Я не могла не прийти, — говорю. — Возможно, надо кому-нибудь сообщить о случившемся? Я не смогла найти никакой информации о твоей семье.
— Нет, спасибо. Не хочу никого волновать.
— Ты уверена? Думаю, им следует знать, — я продолжаю настаивать, хотя понимаю, что не стоит делать поспешные выводы о семейной жизни незнакомых мне людей. Мне ничего не известно о том, какие у Камиллы отношения с семьей.
— Нет, спасибо, — снова отказывается она.
— Хорошо. Я могу что-нибудь для тебя сделать? Может, нужно что-нибудь принести? Чего бы тебе хотелось?
Камилла с трудом отмахивается, и я вижу, что она еще очень слаба.
— Что ж. Давай-ка, отдыхай. Закрывай глаза, а я у тебя еще чуть-чуть посижу.
И что теперь мне предпринять?
Судя по всему, никто не знает, что она в больнице, бросать ее одну не позволяет совесть, так что я продолжаю сидеть на краешке кровати и держать бедняжку за руку, наблюдая, как та засыпает. Эта девушка совершенно не похожа на Камиллу, которую я знаю по офисной жизни. На работе она всегда сосредоточенная и целеустремленная — волосок к волоску, отутюженная одежда, дух самоуверенности так и витает вокруг нее. А сейчас передо мной хрупкое создание, похожее на маленькую девочку, которой жизненно необходимо, чтобы ее обняли, чтобы о ней позаботились.
Все еще находясь под впечатлением от случившегося, я размышляю о том, как же Камилла дошла до такого состояния. Ведь она чуть не погибла в погоне за идеальными формами тела. Я-то себя чуть в сумасшедшие не записала за одну только мысль о пластической операции. Теперь же все становится ясно. Увидев еле живую Камиллу на больничной койке, я поняла, что не хочу идти тем же путем. Я думаю о том, что, несмотря на все операции, к которым приговорила себя Камилла, счастливее она не стала. Более того, ее чуть не погубила одержимость идеей улучшать и улучшать свою внешность. Жизнь так хрупка, так дорога… слишком скоротечна, чтобы ставить ее на кон ради подтянутого лица или увеличенного бюста. Все это проносится в голове, пока я смотрю на Камиллу. И, глядя на ее серое лицо, я поняла еще кое-что: жизнь слишком дорога для того, чтобы потерять ее под ножом пластического хирурга. Более того, она слишком коротка, чтобы потратить драгоценное время в странном, условном мире, который я создала, решив притвориться, что не знаю об измене мужа. Меня вдруг как током пронзило — до чего я дошла! Неверность мужа я постаралась сделать нормой своей жизни. Это убивает даже сильнее, чем притворство. Все еще глядя на Камиллу, продолжая размышлять о бренности существования, я осознаю, что, пряча голову в песок, могу остаток жизни провести, отворачиваясь от правды, притворяясь, что между мной и мужем все в порядке. Остаток жизни! Нет, так нельзя. Это невозможно! Пора забыть о соблазнах пластической хирургии и поговорить с Джимом о его романе с Жизель.
62. Бренда
Около девяти вечера я вернулась домой из больницы, где навещала Камиллу.
— Привет, — кричу прямо из прихожей. В гараже машины Джима не было, но Джоди, возможно, уже вернулась.
— Привет, — доносится ответ Джоди сверху.
— Я пришла, — кричу я, словно это не ясно.
