Несмотря на все усилия Трисии, в убранстве зала оставалось что–то от стиля ар–деко[97]с его чересчур насыщенными осенними тонами, придававшее церемонии дух спектакля, точнее, дух ночного кошмара, искаженной реальности. Может быть, мне все–таки следовало принять викодин, и пусть все кругом искривилось бы еще сильнее? Но я чувствовала, что в каком–то краешке моего мозга уже зреет ответ, и боялась его спугнуть.
Увы, попытка провалилась благодаря Питеру. Я как раз пыталась поместить Уилла в центр своего карточного домика, когда возле моего уха раздался голос:
– Человек – единственное животное, которое размышляет о своей смерти. А потом еще и устраивает торжество, чтобы ее отметить.
Я с удивлением обернулась к нему:
– Не помню, чтобы я видела твое имя в списке гостей.
– Я тоже рад тебя видеть, – ответил он. Он протянул мне коктейль «мимоза», и я автоматически взяла бокал. – Я представляю здесь редакцию «Турбо».
– Спасибо за подсказку.
– Но, кроме обязанности отдать последний долг Тедди, меня привело сюда и желание тебя увидеть. Ты в порядке?
Я не знала, что именно ему уже известно. Хотела просто пожать плечами, но поняла, что это может его обидеть.
– Это была очень долгая неделя.
– Полицейские по–прежнему не дают тебе покоя?
– Нет, с тех пор, как в меня стреляли, – не удержалась я. Ужасно хотелось увидеть на его физиономии гримасу искреннего изумления, ибо такое выражение крайне редко можно наблюдать у типов вроде Питера, главная жизненная цель которых – утереть нос ближнему.
– Что?!
– Вчера вечером кто–то пытался меня подстрелить. Наверно, какому–то психу наш журнал встал поперек горла, и теперь нас отстреливают одного за другим. Нам нужно всей редакцией выехать куда–нибудь в Поконо[98], чтобы облегчить бедному маньяку его задачу. А может быть, издатель таким образом проводит сокращение штатов.
– Полиция считает, что это связано с убийствами Тедди и Ивонн?
– Склоняются к этому.
– Молли, это поразительно. Что же произошло? – вот и последний гвоздь в крышку гроба. Даже если не считать Кайла. Конец сомнениям. Если бы он по–настоящему был ко мне привязан, то сказал бы «Какой ужас» или «Я так о тебе волнуюсь». А он вместо этого мысленно уже открыл репортерский блокнот и начал делать заметки.
Положение спасла вернувшаяся с новыми запасами «мимозы» Кэссиди.
– Привет, Питер. Рады скорбеть вместе с тобой, – она мотнула головой в сторону двери. – Кайл и его приятель уже здесь.
Мы одновременно повернулись и увидели Кайла и детектива Липскомба, огибающих толпу по периметру. Питер оглянулся на меня:
– Кайл?..
– Детектив Эдвардс из отдела по расследованию убийств, – напомнила я, делая вид, что не поняла его интонации. – Тот самый, что вчера меня допрашивал.
Неужели это было только вчера? С ума можно сойти.
Питер уставился на меня с тем хмурым выражением лица, с которым мужчины решают, какой долей самолюбия они могут поступиться, чтобы получить необходимую информацию. Питеру страшно хотелось узнать, с какой стати «детектив Эдвардс» вдруг превратился в «Кайла», но он боялся поставить себя в дурацкое положение, задав прямой вопрос. Пока он боролся с собой, я решила оглядеться по сторонам.
Наискосок от меня стояла Хелен, окруженная группой людей, включающих ее сестру Кенди и мужскую копию Кенди, которая должна была быть их братом. Люди подходили к Хелен, обнимали или пожимали ей руку, произносили соответствующие слова утешения и отходили. Хелен выглядела так, будто из нее высасывают жизненные соки – со скоростью примерно десять миллилитров на каждого сочувствующего. Может быть, и мне пора подойти к ней? Я решила подождать, хотя это дало бы мне повод избавиться от Питера.
Неподалеку от Хелен кучкой стояли сотрудники «Зейтгеста» – Фред, Кендалл, Брейди, кое–кто из редакторов. Я удивилась, не увидев с ними Гретхен – после службы Фред и Кендалл, поддерживая с двух сторон, выводили ее из собора. Может быть, она утешается в баре.
Продолжая сканировать присутствующих, отчасти в надежде увидеть Кайла, я наткнулась взглядом на Гретхен. Она не сидела в баре, как я предполагала, а разговаривала с группой женщин. Одной из них была Хиллари Авраам, менеджер отдела моды в «Фам». С остальными я не была знакома. Зато мне был очень хорошо знаком предмет, на который они все смотрели. На туфлях Гретхен красовались ювелирные украшения для каблуков от «Ноктюрн», и дамы хором ими восторгались.
На меня будто снова наехал грузовой поезд – как вчера, когда в меня стреляли, но на этот раз исключительно в эмоциональном смысле. Наверно, что–то подобное испытываешь, когда видишь, как игровой автомат выдает тебе джек–пот. Гретхен носит украшения для каблуков. Гретхен знала об этих украшениях. Значит, Гретхен знакома с Уиллом. Может быть, он даже ее бой–френд. И, как доверенная сотрудница, она подкатилась к Тедди с просьбой помочь им, а он отказал. И тогда она его убила. Я еще не вполне понимала, каким образом это повлекло убийство Ивонн и покушение на меня, но была полна решимости очень скоро это выяснить.
Я двинулась в сторону, но Питер, который, оказывается, все это время что–то говорил, схватил меня за руку. И хотя, к счастью, это была левая рука, я одним уничтожающим взглядом заставила Питера ее выпустить. Сунув свой бокал Кэссиди и пробормотав: «Я скоро вернусь», я обхватила ладонями лицо Питера, с чувством поцеловала его – на прощание! – и сказала:
– Все было замечательно. Желаю тебе встретить другую – прямо сегодня, – и направилась к Гретхен.
Женщины, окружившие Гретхен, были настолько поглощены ее объяснениями – что такое украшения для обуви, как их можно подогнать практически к любой паре туфель на высоком каблуке – что не заметили моего приближения. Подойдя вплотную, я похлопала Гретхен по плечу.
– Извини, но мне нужно срочно задать тебе один вопрос, – сказала я. Гретхен бросила взгляд на своих зачарованных слушательниц. – Всего на одну секунду, – объяснила я им. – Не расходитесь, она сразу же вернется.
Я отошла на несколько шагов, Гретхен неохотно поплелась за мной.
– Что тебе нужно? – коротко спросила она. Гретхен явно не терпелось вернуться к своим собеседницам, в которых она чуяла потенциальных клиентов.
– Мне нужно узнать, почему ты в меня стреляла.
Ничего подобного я в своей жизни еще не испытывала. По глазам Гретхен я поняла, что попала в точку, и меня пронзило небывалое ощущение восторга, которое было даже сродни оргазму, с той разницей, что в нем присутствовало торжество справедливости. Новое ощущение было совершенно опьяняющим, и, как я догадывалась, легко могло стать наркотиком.
