Я почти бегу по Пятой авеню — мимо витрин «Прада», «Фенди», «Аспей». Люди глазеют на последние модели платьев, туфель, сумок. Сквозь стекло вещи кажутся такими доступными — только руку протяни.
Отлично, мать вашу. Вы хотите получить эти тряпки? Вы их получите.
Люди, тупой и зажравшийся сброд,
Пусть ваша алчность стекло разобьет!
И стекла витрин начинают лопаться. Стекла всех витрин, включая «Шанель», «Харри Уинстон», «Генри Бендель», «Луи Вуитон» и даже «Сейнт Патс». Сначала все в замешательстве. Да что там в замешательстве — в шоке. Неужели это сделала женщина, которая только что носилась по улице и всех доставала идиотским вопросом? Разумеется. Смешно: хочешь, чтобы Нью-Йорк замер, — разбей витрину.
И тут начинается самое интересное. Люди метут все подряд. Сначала за дело берутся бомжи, но через несколько секунд неохваченных не остается. Я отступаю на шаг, чтобы вполне насладиться картиной учиненного мною злодеяния.
Что бы еще сотворить? Погрома бутиков явно мало. Это рефрен ко всей моей жизни — мне всегда мало. Я воздеваю руки.
Линкольн, Франклин, Вашингтон,
Пусть немедля грянет гром!
И гром действительно гремит. И дождь льет, и Пятая авеню превращается в бурную реку.
Вам не придется продавать души за тряпки. Вот они, тряпки, у вас в жадных ручонках. Берите и не вздумайте менять вечность на Богом проклятую сумочку. Поняли?
Учитесь на моих ошибках.
Звонит мобильник. Я и без определителя номера знаю, кто меня домогается. Люси решила расставить все точки над «i».
Практически никто из ньюйоркцев никогда не был на крыше Эмпайр-стейт-билдинг. Это чертовски дорого, очередь немереной длины, да и вообще оказаться на высоте в восемьдесят шесть этажей довольно неприятно. Но именно на крыше этого здания Люси и хочет со мной встретиться. Чтоб мне провалиться, если я хоть пять минут простою в очереди. Я просто произношу заклинание и оказываюсь рядом с дьяволом.
Мы проходим мимо школьной экскурсии, мимо туристов из Канзаса, мимо овчарок, вынюхивающих взрывчатку, к западной стороне, откуда открывается прекрасный вид на… Джерси.
Смотри — не хочу.
И я смотрю.
На фабричные трубы, из которых валит дым, на желтушное небо. Я знаю, каково это — жить в Джерси. Я сижу на скамейке, а подо мной, как на ладони, копошится мир.
— Здорово здесь, наверху, правда? — Люси смотрит исключительно на Манхэттен. Действительно, впечатляет. — Ближе к небесам я находиться не могу. — Голос Люси становится мягким и печальным. — Нью-Йорк — мое детище. Бог создал небеса; я создала величайший город на Земле.
В первый момент мне кажется, что Люси шутит, но она шутить отнюдь не настроена. Постепенно до меня доходит, что дьявол серьезен как никогда.
«Ты создала Нью-Йорк? Что-то не верится».
Люси смотрит с улыбкой.
— Не верится, Вивиан?
— Нет.
— Это и правда, и неправда. Нам нужно поговорить. Осторожность — одно из важнейших правил Программы. А ты, Вивиан, устроила золотой дождь на Пятой авеню. По-твоему, это не нарушение? Мне задают вопросы, которые вообще не должны были возникнуть. Ты уже раз наследила, мне пришлось убирать. С твоей стороны это по меньшей мере нелепо.
Думаете, меня волнуют речи Люси? Да мне параллельно.
— А тебе не кажется, что пришло время вопросов?
— Вивиан, здесь не место для шуток.
— А я не шучу. Я серьезна, как покойник. И всем в этом милом городке я могу рассказать, кто ты на самом деле.
Улыбка Люси становится чуть менее ослепительной.
— Ты что, угрожаешь мне? Вспомни, чем ты в последний раз за такое поплатилась.
— Да, ты забрала мою мать, но у меня не так уж много близких людей. — Первый раз в жизни я думаю по этому поводу «слава богу». — Но ты можешь убить меня. Тогда я замолчу навеки.
Я несколько рисуюсь, потому что мне нужно выяснить одну вещь.
Люси хмурится.
— Повторяю: я не могу никого убить. Это правда.
— Ох.
— Вот-вот, ох. Это ты убила ребенка Меган, ты, а не я. И я тебе об этом говорила.
Несколько минут я перевариваю услышанное. Я-то надеялась, что…
Но нет. Безупречная, несгибаемая Люси никогда не пачкает рук.
— Допустим. А теперь представь ситуацию: я звоню на Си-би-эс, Би-би-си, Эн-би-си, «Фокс», Си-эн-эн и в «Дейли ньюс».
— Ну-ну, продолжай. И что же будет дальше?
Черт, она знает меня слишком хорошо.
— Люси, прокрути время вспять. Верни счастливые дни, когда я тебя еще не встретила. Если бы я не знала о Программе, я бы и не вляпалась.
— Нет.
Я беру мобильник.
— Люси, у меня на быстром дозвоне телефон Вольфа Блитцера[45]. Я сейчас с ним свяжусь.
Люси делает взмах рукой.
— Остановись. Ты все равно не вернешь свою душу. Ты не можешь расторгнуть контракт.
— Ладно, тогда верни день после подписания контракта. Забирай мою душу, только отпусти тех, кого я завербовала.
В первую секунду я уверена, что Люси снова откажет, но вдруг она расплывается в улыбке.
Люси опускает взгляд вниз, на город, и кивает.
— Будь по-твоему. Я их отпускаю.
Она смотрит на часы.
— А сейчас мы поиграем со временем. Поехали!
Как в замедленном кино, люди начинают меняться. Вот уже вокруг новые лица, а ветер гораздо холоднее.
— Тридцать первое октября две тысячи третьего года. Ты только что подписала контракт.
До чего же все просто! Но почему мне кажется, что где-то здесь ловушка?
— Потому что ловушка действительно есть.
Люси опять прочитала мои мысли.
Черт. Как меня это достало!
— А вот с этого места поподробнее, — говорю я.
— Я тебе не верю.
А я-то надеялась, что до нее не сразу дойдет.
— Люси, я клянусь.
Она хохочет. Клятва не поможет. Что и требовалось доказать.
— Мы устроим тебе проверку. Последнюю. Ты действительно хочешь спасти всех, кого завербовала? Это твой шанс. Чтобы вернуть все девять душ, тебе придется шагнуть с крыши. Как это ни прискорбно.
Ограждение плывет перед глазами.
И внезапно я понимаю, куда показывает Люси. Я смотрю на арку моста, на крошечные автомобильчики, ползущие по Генри Гудзон.
