Я счастлива сообщить вам, что сумкой этой осени станет принципиально новая модель, разработанная начинающим дизайнером… правильно, Шелби. У нее, доложу я вам, Большое Будущее — можете поверить моему чутью. Да-да, некоторым разработчикам линии «Соната» придется сначала потесниться, а в скором времени и вовсе использовать свое детище для сбора мелочи в подземке.
* * *
Утро следующего дня не предвещает ничего плохого. Небо голубое, солнце светит, я все еще думаю, что одержала верх над дьяволом. Звонит мамуля: просит, чтобы я зашла в «Тиффани». Явно хочет мне что-то показать. Не удивлюсь, если это что-то — бриллиантовая тиара в двадцать карат. Делать нечего, я иду в «Тиффани». Мамуля торчит на втором этаже, с ней Шелби. Щеки у обеих так и пылают, две пары глаз горят не хуже бриллиантов, однако никаких признаков сумасшествия и, главное, никаких жертвенных животных не наблюдается. И на том спасибо. Тиара, по крайней мере, не запачкает мои ковры.
— Вивиан, смотри!
И мамуля у меня на глазах из воздуха ваяет себе платиновое кольцо на средний палец ноги!
Боже, нет! Только не это!
Я пихаю кольцо под витрину.
— Что ты наделала?!
Мамуля вертится, как семилетняя девочка, которую застукали перед зеркалом с помадой в руках.
— Я стала клиентом Программы.
У Шелби виноватый вид.
— Только спокойствие! Меня Люси заставила.
— Шел, как ты могла?
Я не верю своим глазам и ушам.
Шелби переминается с ноги на ногу.
— Она пригрозила, что обеспечит мне жирную задницу. Представляешь? Нет, Вивиан, ты представляешь?
Да, я знаю, о чем вы сейчас думаете. «Вивиан, ты могла бы и предвидеть такой поворот событий. Мы вот с самого начала предвидели». Прозорливые вы мои! Может, это вы ломали голову над тем, как избавить мир от отпрыска Сатаны? Нет? Или, может, вы разрабатывали аферу по уничтожению последствий аферы, чтобы отмазать своего бывшего от тюрьмы? Тоже нет? Может, это в вашей безупречно чистой гостиной висели дохлые куры? Не висели? Или ваш возлюбленный, единственный настоящий мужчина, которого вам наконец-то посчастливилось встретить, заслан в горячую точку, а вы даже название этой точки не в состоянии написать без ошибок? Нет? Нет? Нет?
Сначала слышится мерзопакостное хихиканье, и только потом появляется Люси.
— Привет, Вивиан.
Я смотрю на Люси исподлобья, перебирая в памяти заклинания. Пожалуй, заставить продавщицу вонзить Люси между лопаток инкрустированный бриллиантами кинжал будет слишком гуманно.
— На кой черт тебе понадобилась моя мать?
Появляется продавщица. В руках у нее фирменная голубенькая коробочка (явно не с кинжалом), в глазах — восхищение.
— Вивиан? Вы ведь та самая Вивиан, да? Боже, какая честь для меня видеть вас вот так, совсем рядом! Я записалась в лист ожидания на сумочку «Соната». Ой! — Девушка закашлялась. — Простите меня. Простите меня, это я от волнения. Могу я вам помочь?
Может ли она мне помочь? Может ли хоть кто-нибудь мне помочь? Нет. Я смотрю на мамулю. Моя карликовая мамуля теперь отправится в ад.
Вместе со мной. Из-за меня.
Люси, как обычно, читает мысли.
— Угрызения совести мучают, да? Веришь, я бы не стала с ней связываться, но мне казалось, что эта задница тебе глубоко параллельна.
Тут встревает мамуля:
— Вивиан, не слушай ее. Я сама приняла решение.
Можно подумать, мне от этого легче.
— Мама, не лезь в эти дела, ладно?
Продавщица не возьмет в толк, о чем это мы.
— Показать вам что-нибудь? У нас новая коллекция.
Можно ли купить мамулину душу в «Тиффани»? Она не должна дорого стоить. Наверняка лежит себе в фирменной коробочке, но даже если мне придется записаться в лист ожидания, я готова ждать сколько угодно.
Нет, конечно, в «Тиффани» мамулину душу не купишь.
— Люси, что тебе нужно? Миллион душ? Отлично. Я добуду их для тебя. Может, тебе нужен весь Сенат США? Не вопрос — он будет твой. Только верни душу моей матери.
— Мне не нужна душа, — снова встревает мамуля. — И вообще, Вивиан, почему ты мне раньше не рассказала о Программе? Ты в своем репертуаре: что получше — себе любимой, а мать как хочет. Я бы уже давно стала клиентом. Да будь я сейчас хотя бы на втором уровне, я бы избавилась от желтых пятен на руках. А Генри чувствовал бы себя на седьмом небе, если бы вместо этих ушей спаниеля мог ласкать упругие мячики.
О, как она счастлива в своем новообретенном бездушии, прямо светится вся. Бедная глупая мамуля. Почему она продала душу именно сейчас? Еще два месяца назад мне было бы наплевать.
— Мам, ты ведь всегда жила в свое удовольствие. Чего тебе не хватало?
— Хорошо удовольствие! Любишь ты преувеличивать, Вивиан! А кто работал как лошадь? Да что там лошадь — я просто на износ работала! Пора и отдохнуть, расслабиться, ни о чем не беспокоиться. Как ты. Я тобой горжусь, Вивиан, — как ты ловко это провернула. Душу продала и всему свету показала, что с тобой надо считаться. Это мужественный поступок.
— Нет, мама. Это очень глупый поступок.
Мамуля теребит ремень из крокодиловой кожи на своих шелковых капри. Даже на первом уровне одеваться она не умеет. Но меня ее стиль больше не касается. Это не мои проблемы. Проблемы теперь принадлежат мамуле. А мамулина душа — дьяволу.
Люси поправляет кашне. Она, как всегда, бесподобна.
— Извините, девочки, мне надо бежать. Меня ждет колонка светской хроники. Пока.
Мне хочется рвануться за Люси, окликнуть ее и прямо здесь, среди небесно-голубых коробочек с цацками, плюнуть в дьявольские глаза. Но это не поможет. Мамуле теперь ничего не поможет, а все потому, что она водилась с Жадной, Эгоистичной, Тщеславной Вивиан.
На улице народ кишмя кишит. Это не что-нибудь, это Пятая авеню, и здесь каждый только и делает, что старается занять местечко потеплее, оттеснив ближнего своего. Здесь дефилируют модели в нарядах минус тридцать шестого размера на шпильках в десять дюймов высотой. Здесь сучки из Верхнего Ист-Сайда ищут дойных коров или, в идеале, законных супругов. Здесь певичка с Бродвея бегает с одного прослушивания на другое в надежде, что и ей перепадет пригоршня звездной пыли.
Есть от чего потерять голову.
Есть на что обменять душу.
— Люди, люди, да когда же вы пресытитесь? — бормочу я себе под нос.
Я повторяю эту фразу все громче, однако ньюйоркцы умеют отрешиться от городского шума.
Но кто-нибудь должен же меня услышать!
— Когда вы наконец пресытитесь?!!
Никто не обращает на меня внимания, никто не желает отвечать. Это Нью-Йорк, город вечного движения.
