Книга Завоевание империи инков - Джон Хемминг

Пока Манко боролся за освобождение Перу и выживание в Вилькабамбе, его единокровный брат Паулью пользовался всеми привилегиями правителя Куско. Испанцы были откровенно сбиты с толку энтузиазмом Паулью в сотрудничестве с ними. Епископ Вальверде сообщал королю: «В настоящее время нам очень нужен сын Уайна-Капака по имени Паулью, через которого мы управляем коренным населением, находящимся сейчас в мире и хорошо относящимся к нам». Они относились к нему как «к хорошему индейцу, разумному и послушному», и хвалили его как «доброго друга и слугу его величества». На них производило впечатление то, что «индейцы высоко ценят его, а также потому, что он храбр в сражении» и «много знает о войне». Он заработал себе солидную репутацию главного специалиста по делам индейцев. В 1540 году Алонсо де Торо сказал, что он «видел много раз, как Паулью дает советы губернатору, его помощнику и другим офицерам», и у него было чувство, что его советы были правильные.

Некоторые испанцы считали, что Паулью был слишком хорош, чтобы это было непритворно. Епископ Вальверде писал королю, что дни Паулью, вероятно, сочтены: «Мы считаем и на самом деле уверены, что мятежный Инка либо склонит Паулью на свою сторону, либо убьет его из-за его дружбы с нами». Другие испанцы ставили под вопрос верность Паулью. Во время экспедиции Гонсало Писарро к Вилькабамбе капитан Вильегас высказал вслух свои подозрения: «Мы не знаем, какими договоренностями или замыслами он связан со своим братом Инкой Манко, к которому он питает больше верноподданнических чувств, чем к нам». И когда маркиз Писарро пытался начать с Манко переговоры в долине Юкай, многие испанцы подозревали Паулью в предательской связи со своим братом.

Такие подозрения льстили Паулью. Если он и предпринимал какие-либо действия в этот период, то, скорее всего, это были попытки сорвать, переговоры, которые угрожали ему как обладателю титула Инки. Он принимал вид оскорбленной невинности и доказывал, что он никогда не замышлял предательства по отношению к испанцам, и это, без сомнения, было так. Его друзья поддерживали его. Мартин Салас говорил: «Я слышал, что многие люди считали, что Паулью неискренен, но я также выяснил, что еще не было раскрыто ни одного случая замышляемого им предательства».

Теперь Паулью оставалось пожинать награды за свою преданную службу тем, что оказались победителями. Он прошел принятую процедуру донесения о его достоинствах королю. Были составлены двадцать пунктов, каждый из которых описывал его выдающиеся заслуги перед Испанией. С 6 по 12 апреля были опрошены 20 благосклонных к нему свидетелей, которые подтвердили точность заявлений Паулью. Все они были героями прошлых лет, полных сражений, и почти всем им было уже за двадцать, как и самому Паулью. Послужной список Паулью был выдающимся, и свидетели отдали ему должное. Документ, который был отправлен королю, представлял собой яркую картину сотрудничества Паулью с испанцами и заканчивался просьбой об оказании королевского покровительства. Эти «Доказательства» были заслушаны лицензиатом Антонио де ла Гама. Чтобы вознаградить этого чиновника за его помощь, Паулью провел часть 1540 года вместе с ла Гамой в экспедиции за сокровищами в Кольяо, где они собирались изымать золото и серебро у местных жителей. Эта парочка была в конце концов из зависти отозвана назад городским советом в Куско.

«Доказательства» произвели большое впечатление в Испании, и Паулью вскоре стал богатым человеком в постконкистском обществе. В свое время Альмагро отдал ему дворец Колькампата в Куско. Это был старый дворец Уаскара в верхней части города, расположенный на крутом склоне горы на полпути по направлению к Саксауаману. Отсюда ставленник испанцев Инка правил национальной аристократией, все больше и больше испанизировавшейся. Окна его дворца выходили на розовые черепичные крыши домов конкистадоров, которые быстро оккупировали сильно разрушенный город инков.

В добавление к этому городскому дому в начале 1539 года Франсиско Писарро дал Паулью богатое земельное владение, чтобы подкупить его и заставить присоединиться к Гонсало в его походе на Вилькабамбу. Земельное владение вообще-то давалось для того, чтобы энкомендеро воспитывал индейцев в христианской вере. Паулью был все еще некрещеным язычником. Но это было не важно. Писарро оправдывал свой дар Паулью тем, что «он собирался в погоню за Инкой Манко Юпанки, который начал эту войну». Земельные владения Паулью получили название Хатун-Кана. В них входили города Пичиуа и Яури в провинции Кана, расположенные в верховьях реки Апуримак; их население насчитывало 922 человека, которые должны были платить ему дань. В его владения были переселены еще 4390 индейцев для этой цели. Владения также охватывали несколько деревень вокруг Муйны, расположенных в дальнем конце долины Куско, несколько поселков в Мансио-Сьерра-де-Легисамо в кунти-суйю и области Асиуана и Сурита в восточной части анти-суйю. Они приносили Паулью ежегодную ренту в размере 12 тысяч песо. Паулью утверждал, что некоторые индейцы в Альке рядом с Арекипой были его людьми, назначенными для общественных работ («митайо»). А также у Паулью были земли на полуострове Копакабана на озере Титикака и в Эпискаре в долине Хакихауана недалеко от Куско.

Все это богатство делало Паулью потенциальной жертвой испанских головорезов. Трудно было заставить испанцев уважать даже такого вождя индейской общины. Один испанец ударил Паулью на улице, дернул его за волосы и оскорбил его; он так и не был наказан. Другие ограбили дом Паулью. По королевскому декрету от октября 1541 года он получил опекуна из числа испанцев, который должен был блюсти его интересы и не допускать, чтобы он подписывал сомнительные обязательства. Дальнейшие декреты положили конец практиковавшемуся ранее размещению охранников в доме Паулью из опасения, что они могут изнасиловать его жен или неправильно обращаться с принадлежавшими ему вещами. Различные судебные иски по поводу частной собственности были решены в пользу Паулью, а в опекуны ему был назначен его друг Хуан де Леон.

Охваченный жадностью, марионеточный Инка даже просил короля «подарить ему индейцев и земли, принадлежавшие его брату Манко на тот момент, когда он поднял мятеж, так как он потерял на них право, восстав против служения Вам». В 1543 году принц Филипп отправил ему свое личное послание: «…за верную службу „…“ я тебя очень благодарю и повелеваю тебе продолжать так же». На следующий год все многочисленные незаконнорожденные отпрыски Паулью были признаны законнорожденными. Но венец триумфа состоялся в 1545 году, когда Паулью получил герб, на котором были изображены черный орел, стоящий на лапах, пальмы, золотая пума, две красные змеи, имперская корона в виде красной бахромы, надпись «Аве Мария» и восемь золотых иерусалимских крестов.

Паулью носил испанскую одежду и научился писать свое имя, но он не умел ни говорить, ни читать, ни писать по-испански. Его прекрасный послужной список коллаборациониста имел лишь один изъян. Хотя он и являлся гордым владельцем энкомьенды, он все еще был язычником. В течение 1541-го и 1542 годов он начал исправлять это, обучаясь догматам христианской веры. Испанские власти были по понятным причинам взволнованы перспективой полного обращения в христианскую веру, которое может последовать за крещением марионеточного Инки. Его обучение частично осуществлялось главным священником Куско Луисом де Моралесом, в чьем доме он жил в течение пяти месяцев. Раньше Паулью был поборником национальной религии в Куско и отмечал в своем дворце Колькампате праздник Инти-Райми; в его дворце хранился также священный каменный идол, который когда-то стоял на священной горе Уанакаури. Теперь же с усердием новообращенного он передал христианам кое-какие мумифицированные останки «своего отца Уайна-Капака и других своих дядюшек и двоюродных братьев, чтобы их похоронили, несмотря на стенания своей матери и родственников». Наконец, в 1543 году Паулью принял крещение, которое осуществлял святой отец Хуан Перес де Аррискадо, префект ордена иоаннитов, и викарий церкви в Куско. При крещении ему было дано имя Кристобаль, по имени его крестного отца Кристобаля Вака де Кастро. Спустя годы экс-губернатор Вака де Кастро оставил в своем завещании 600 песо сыновьям и наследникам Инки Паулью, который крестился, когда он был губернатором, и стал называться его именем. Жену Паулью Маму Токто Уссику тоже крестили и нарекли Доньей Каталиной, а вслед за Инкой и вся королевская семья прошла церемонию обращения в христиан. Мать Паулью Аньяс Кольке стала Доньей Хуаной, а его сестра — Беатрис Уайльяс Ньюстой. Среди мужчин, принявших звучные испанизированные имена, были Дон Гарсия Кайо Топа, Дон Фелипе Кари Топа, Дон Хуан Паскак, Дон Хуан Сона и многие другие. Обращение в христиан Инки Паулью и его родственников было не настолько успешным, как на то надеялись испанцы. Теперь индейцы «считали Инку Манко господином над ними всеми, а не Инку Дона Кристобаля [Паулью], потому что тот был другом христиан, с которыми он постоянно общался, и потому что он был крещен».