Вобан? Что он сказал? Не может быть. Комната перед Анник качнулась, словно резко остановившаяся карета.
– Вобан умер? – Они замолчали.
– Ты не знала? – спросил Грей.
– В последний день июля, – заботливо сказал Сулье. – Ты не слышала? Он умер мирно, во сне, дитя мое. Он прожил свое. Мы…
Грохнул выстрел. Жар коснулся ее щеки. Анник была на полу, лицом вниз, не помня, как она упала. Пороховой дым плыл в воздухе. Она не чувствовала боли, только холод и страх.
Яростная драка. Упал стул. По ковру запрыгал пистолет. Сулье вскочил на ноги, его трость оказалась тонкой шпагой. Охранники уже стояли перед ним, как щит.
Леблан выхватил нож. С быстротой молнии Грей кружил, нанося удары ногой и кулаками. Французский бокс. Она не знала, что Грей боксер. Леблан пошатнулся и с криком прыгнул на Грея.
Оба рухнули. Упала лампа, за ней тарелки. Анник не могла бросить нож в сплетение тел дерущихся мужчин. Охранники, идиоты, не вмешивались. Леблан взмахнул ножом. Грей перехватил его руку. Нож клонился то вперед, то назад и, в конце концов, упал к ногам Сулье. Кулак Грея завершил драку. Окровавленный Леблан безвольно лежал на полу. Анник присела рядом с Греем, держа в руке так и не использованный нож. Грей не ранен. Ни малейшего повреждения. Охранники бросились к ним, не зная, кого хватать.
– Ив, помоги Леблану подняться, – раздался спокойный голос Сулье. – Вот так. Продолжай ему помогать. Месье Грей, я невыразимо благодарен. Анник, моя дорогая… ты не ранена? Вижу, что нет.
Она встала, но дрожала так сильно, что оглянулась, ища, за что бы ухватиться. На шелковой желтой обивке стены позади нее пуля проделала аккуратную круглую дырочку, черную по краям.
Леблан висел в неумолимой хватке охранника и выглядел… ничтожным. Всего лишь худой, отвратительный человек в помятой одежде, с кровоточащим носом. Где важный французский шпион? Где пугало ее детства?
Словно издалека Анник услышала свой голос:
– Вобан умер. Я не знала.
Сзади подошел Грей:
– Я бы сказал тебе. Я думал, ты знаешь.
В голове у нее шумело. Так странно. Теперь она знала все. Это же очевидно.
– Вобан умирает. А через неделю карета Маман невероятным образом падает с высокой скалы. В тот день я должна была ехать с ней.
– Боже мой, – пробормотал Грей.
Она с яростью смотрела на Леблана.
– Настолько трудно было убить меня, что ты решил убить Маман? Или ты думал, я поделилась секретом с ней?
– Я не знаю, что ты имеешь в виду. – Леблан отвел взгляд. Он был виновен. И напуган.
Он убил Маман…
Бросив нож, Анник пошла на него с голыми руками. Он задергался, когда ее руки сомкнулись на его горле. Она разорвет его на части. В клочья. Она боролась с охранниками, которые оттаскивали ее от Леблана. Она боролась с Греем, когда он завел ей руки за спину, не позволяя вцепиться ногтями в Леблана.
– Перестань, – донесся до нее голос Сулье.
– Я убью его! – Она пнула Грея. – Убью пятьдесят раз. Убийца! Преступник. Тварь!
– Она лжет. Не слушайте ее. Все это ложь.
– Пока она только обещает вас убить, – произнес Сулье. – И я почти склонен ей это позволить. Но сначала мы послушаем, что она хочет сказать. Успокойте ее месье Грей иначе она поранит себя.
Она сотрет этот кусок грязи с вселенной. Превратит его в пыль.
– Сын шлюхи! Убийца!
– Хватит, Анник. Скажи мне. – Грей не давал ей шевельнуться.
Его запах, его уверенность привели ее в чувство. Ярость стихала, оставляя внутри пустоту. Она привалилась к нему, замерзшая, больная, тяжело дыша.
Вобан умер. Он никогда больше аккуратно не сложит ее донесение, не кивнет, не скажет перед всеми: «Хорошая работа». Не добавит воду в ее стакан с вином, как будто она еще ребенок. Никогда. Никогда. Ни Вобана. Ни Маман. Все умерли. Слезы жгли ей глаза, боль душила ее. Грей крепко прижал ее к себе.
– Сейчас не время для этого, – напомнил Сулье. – Перейдем к делу.
Гнев утих. Из нее словно вынули сердце и душу. Она стала ничем, холодным ветром в женской оболочке. Анник попыталась оторваться от Грея, но тот не отпустил ее, повернув в своих объятиях так, чтобы она смотрела на Сулье.
– Я успокоилась.
– Хорошо, Я должен разобраться с Лебланом, расскажи мне правду об этом деле.
Правда. Как странно, что она может говорить правду в этой компании. Уже не было старика в каменном доме в Нормандии, зависящего от ее молчания. Вобан умер. Ничто уже не могло ему повредить.
– Вобан украл планы Альбиона. – Она увидела, как ее слова пронзили сердце Сулье.
– Это невозможно. – Позади нее и Грей окаменел.
– Вобан украл их, чтобы передать британцам. Не за деньги. – Анник не могла проглотить ком в горле. – Плата золотом, даже небольшая сумма, не навлекла бы подозрения на Вобана.
– Никто бы не поверил. – Сулье тяжело опустился в кресло. – Он придумал безошибочную операцию. Как всегда.
– Он составлял план несколько месяцев, один, втайне. Я думаю… Вобан стал немного сумасшедшим, когда его сыновья погибли в Египте.
– Другие тоже потеряли сыновей.
– Его сыновья умерли зря. Наполеон уплыл домой принимать свои парады и устанавливать сфинксов вместо ножек стола. А Эмиль с Филиппом умерли в лихорадке и вони Каира, брошенные человеком, который привел их туда. Они умерли за туалетный столик корсиканца, сказал Вобан.
Как мог Сулье не понимать? Он был другом Вобана. Как мог выглядеть таким удивленным и осуждающим?
– Вобан был старым, усталым и больным. Он всю жизнь служил Франции, во время террора потерял все – дом, семью, жену.
– Дитя мое, я был там. Я знаю.
– У него остались только его мальчики. А Наполеон потратил их жизни на свой претенциозный каприз править Востоком.
Анник высвободилась из объятий Грея и начала ходить по комнате. Французские агенты следили за ней глазами, ожидая, что она скажет. Боль Сулье хлестала ее молчаливыми ударами.
– Теперь Наполеон готовит другую многочисленную экспедицию. В Англию. Вот почему Вобан украл планы. Он сказал, что Наполеон предал революцию.
Сулье провел рукой по лбу.
– Он всегда был среди нас мечтателем. Идеалистом. Но это…
– Больше не должно быть никаких бессмысленных сражений за морем, сказал Вобан. Французская армия не останется покинутой. Он предотвратит это.
– Ты подчинялась его приказам, Анник. Если он велел тебе помочь ему…
Неужели Сулье думает, что Вобан возложил бы это на ее плечи?
