— Бедный парень! Вот уж не думал, что я по-прежнему настолько опасен… — Только когда Карлос смеялся, он немного походил на себя прежнего, но лишь походил: не хватало чего-то очень важного (если не самого важного), какой-то детали. Ральф заметил это еще вчера, правда, никак не мог понять, чего именно, и вдруг сейчас догадался: глаза. Раньше они никогда не бывали мутными.
— Подойди поближе, дочка…
Пока Карлос ее не замечал или делал вид, что не замечает, Амалия еще держалась, однако стоило ему обратиться непосредственно к ней — слезы так и хлынули.
— Ну вот! А я столько мечтал на тебя посмотреть. Помнишь?
«Так и о чем же мы с тобой будем говорить?»
«А разве еще осталось что-нибудь такое, чего вы обо мне не знаете?»
«Конечно. Ты красивая?»
Помнила ли Амалия самый первый их разговор, когда она, почти не имея опыта ментального общения, очертя голову кинулась спасать Михаэля и прямиком угодила «в лапы» могущественного С'каро… Конечно, помнила. И как злилась, чувствуя свое полное бессилие, и как во что бы то ни стало пыталась задеть невидимого собеседника за живое… И тот «подарок» — проверку, устроенную Карлосом, — проверку, которую Амалия не прошла. Совершенно потрясающее, ни с чем не сравнимое впечатление осталось от того сумасшедшего дня: и полное отчаяние, и восхищение, и риск.
И вот теперь всего этого было так жаль — будто бы вместе с Карлосом уходила чуть ли не самая интересная страничка ее жизни…
А когда Амалия вспомнила еще и об Анне — слезы полились в три ручья.
— Значит, договариваемся следующим образом, — видя, что конца этому не дождаться, притворно нахмурился Карлос, — ты приводишь себя в порядок и только тогда возвращаешься. Так уж и быть, до этого времени не помру…
Нет, даже сейчас, когда он шутил, глаза оставались мутными.
— Не сердись на нее.
— Брось, — усмехнулся Карлос. — Нет, конечно, мне жаль, что я заставляю вас страдать, но… Я всегда был уверен, что умру где-нибудь в лесу, и тело мое растащат звери, потому что просто некому будет его закопать. А тут сразу столько народу меня оплакивает. Прости. — Разведчик положил ладонь на руку сына.
— Ты все сделал один. Неужели нельзя было подождать? — не выдержал Ральф.
— Нельзя. Кстати, ты знал, что вашу лодку ждали?
— Догадывался.
— Догадывался? — передразнил Карлос. — Тогда почему как следует не проверил? А ты не догадывался, что в лодке может быть спрятан маяк? Семнадцатое задание, Михаэль! Семнадцатое!
Ральф почувствовал, что краснеет.
— Зато иллюзия — просто выше всяких похвал, — неожиданно добавил Карлос. — У меня так не получалось никогда.
«А толку-то…» — Нет, видно, для отца он так навсегда и останется ребенком — восьмилетним мальчишкой, которого Карлос оставил, тридцать два года назад отправляясь в Канду.
— Михаэль.
— Да? — рассеянно отозвался Ральф.
— Знаешь, какой момент был самым страшным в моей жизни?
— Когда ты попал в плен к Дэвиду?
— Не-ет. Когда ты сказал, что хочешь посмотреть лабораторию Серебряного Круга… Помнишь?
Ральф опустил глаза. И это он тоже помнил: помнил потерявшего человеческий облик С'бэрда, циничную ухмылку отца, назвавшего несчастного «отличным тренажером»…
— Не хочу, чтобы это осталось между нами… — с трудом выдавливая из себя слова, продолжал Карлос. — Конечно, исправить уже ничего нельзя, но… — Он передал в сознание сына произошедшее в лабораториях Мануна минувшей ночью. — Это все, что я смог.
«Так вот, значит, на что ушли твои силы…» — подумал Ральф и вдруг совершенно отчетливо осознал: от того, что он скажет и как он скажет, зависит очень много, если не сама жизнь отца. Никогда разведчик «Sunrise» Карлос Фернандо Пабло Алонсо не стал бы членом Темного Братства, никогда не стал бы он истязать людей — как делал это С'каро, в которого превратил его Дэвид. Но до конца отделить от себя С'каро, просто выбросить из памяти тридцать лет жизни Карлос не мог, и ответственность за все, что совершил — пусть даже и не по своей вине — тяжелым, непереносимым грузом легла на его совесть. Утешать отца или доказывать, что он не виновен, было бесполезно. Нет, слова должны быть простыми и естественными — без пафоса, без надрыва, только тогда он поверит. Неожиданно Ральфа осенило:
— А ты знаешь, что Крис оказался старшим братом Торна?
— Нет.
— Они узнали друг друга, только когда рассвело…
Невероятно: у отца заблестели глаза.
— Смотри, никак изловили наконец нашего красавца!
И голос: до этого момента низкий бархатный голос тоже был каким-то странно бесцветным… Ральф почувствовал, как то холодное и застывшее в груди начало постепенно оттаивать…
На красавца — даже по меркам б'буши — Онк сейчас вряд ли тянул (похоже, Ян отвел слегка душу): шерсть взъерошена, голова опущена — такое впечатление, будто бы гигант шел на казнь.
— Развяжите его.
— Убежит, — предупредил Ян.
Карлос что-то сказал на языке б'буши — от страха шерсть на Онке поднялась дыбом, от нее пахнуло особенно неприятно и резко. Ян зажал нос.
Многообещающе глянув на десантника, Ральф перерезал веревку.
— Не бойся.
Где он это уже видел? Ах, да — точно такие же глаза были у Онка, когда он смотрел на воду в пригоршне разведчика, и потом — когда просил взять его с собой. А еще… Еще, конечно, тот вожак… Отрубленная рука, окровавленный меч в руке отца…
— Я тебя когда-нибудь обманывал? — строго спросил Ральф.
Онк замотал головой.
— Это, — разведчик показал на Карлоса, — мой отец. Он освободит тебя от человеческой магии.
Похоже, любопытство взяло верх над страхом: волосатый гигант начал переводить глаза с одного человека на другого. Потом заговорил Карлос: опять на языке б'буши — очень резко и властно. И Онк, как ни странно, начал успокаиваться.
— Я сказал, что все о нем знаю и он заслуживает казни. Но что ему повезло: за него попросил ты, а отказать тебе я не могу, — специально для сына по-немецки пояснил Карлос. — Мне пришлось так сказать. В доброту «белых колдунов» б'буши не поверит никогда. А так для него все встало на свои места…
Видневшиеся сквозь густую хвою клочки неба из белых стали зелеными, потом желтыми, оранжевыми… наконец, темно-красными. На землю уже ложились тени; зато костер, казалось, разгорался все ярче, ярче, освещая словно выступавшие из темноты стволы деревьев. Крикнула, будто чего-то испугавшись, и тут же замолчала какая-то птица…
Операция по извлечению мысли-зародыша заняла всего несколько минут, но Карлос еще долго беседовал с Онком, который теперь уже окончательно успокоился и даже пару раз приветливо оскалил зубы. А Ральф, глядя на них, думал, что, пожалуй, ошибался: порожденные Смертью разумные расы в своем развитии не просто повторяли этапы, уже пройденные когда-то человечеством, — они делали это гораздо быстрее. Чего стоило, например, одно то, что Дэвид, с его-то интеллектом, решился оставить свой зародыш в сознании б'буши… Затем, их шаманы? Один «видит» в сознании Онка потенциального двойника Нечистого; другой спокойно переходит из тела в тело — теперь Ральф уже в этом не сомневался. А если еще учесть, что у б'буши, как и у многих других разумных созданий, имеется свой особый ментальный диапазон, почти недоступный для человека, то у жителей Канды со временем могут возникнуть очень большие проблемы.
