Оливия поцелуем заставила его замолчать. К взаимному их изумлению, она вцепилась в его жилет, встала на носочки и продолжала заглушать его слова долгим, запоздалым поцелуем.
Глава 25
Невилл наслаждался внезапной капитуляцией Оливии. Она принадлежит ему!
Он порывисто обнял ее. Больше всего на свете ему хотелось стиснуть ее в объятиях, но он боялся причинить ей боль.
А в ушах продолжали рефреном звучать три слова. Она принадлежит ему! Своим поцелуем она дала ему ответ. Оливия станет его женой и будет с ним всегда.
Но сначала он сделает ее своей. Сделает ее своей и свяжет их узами страсти.
Поэтому он принял предложение ее ищущих губ и напряженного тела. Она была сладостной и мягкой, бурлившей страстью. И все это для него!
Он ответил ей со всем пылом, который до этого держал в узде. Припал к ее губам, предъявляя на Оливию свои права.
Наконец-то он найдет облегчение.
— Знаешь, как я хочу тебя? — шептал он между исступленными поцелуями. — Знаешь, как тяжело мне было ждать?!
Но теперь ожиданию пришел конец. Не дав ей времени ответить, он подхватил ее на руки и поднялся по ступенькам старой лестницы. Оливия опомнилась:
— Погоди… Невилл…
Он остановился на первой площадке и снова стал целовать ее дрожащие губы, пока страх не сменился желанием. Еще один пролет, и они оказались в его спальне.
Здесь не горела лампа. Не потрескивал огонь в очаге. Потому что ночами он редко бывал здесь. Иногда спал в этой комнате днем. Но не ночами.
Впрочем, сегодня он искал не сна.
Невилл уложил Оливию на постель, хотя было так трудно расстаться с ней хоть на минуту. Но он хотел видеть ее!
Пары ударов кремня по огниву оказалось достаточно, чтобы высечь огонь и зажечь свечу. При взгляде на Оливию Невилл ощутил острый, как кинжал, удар желания. За всю свою жизнь он испытывал немало желаний: спасти жизни друзей, провести немного больше времени с родными и обрести покой, хотя бы на одну ночь… Но ни разу в жизни не знал столь чистого, незамутненного желания, как сейчас.
И никогда он не был так близок к осуществлению этого желания.
Под пристальным взглядом Оливии Невилл сбросил жилет. За ним последовала рубашка, и ее прекрасные глаза широко раскрылись.
— Сними корсет, Оливия. Я хочу видеть, как ты раздеваешься для меня.
Оливия тихо ахнула, но подчинилась. Благослови ее Господь, она подчинилась!
Он стянул сапоги. Она сбросила туфли. Он избавился от брюк и остался в одном белье. Ее руки неподвижно лежали на коленях, сминая юбки. Во взгляде плескалось смущение.
— Я помогу тебе, — ответил он, быстро развязывая тесемки и снимая с нее юбки, верхнюю и нижнюю. Отбросил их и повернулся к ней. Одетая только в сорочку, с обнаженными руками и ногами, она казалась самой совершенной женщиной на свете. И она принадлежит ему. Всегда будет принадлежать.
— Мы поженимся на этой неделе, — уверил он, снова укладывая ее на постель и нависая над ней. Кровать скрипнула, когда он встал на колени. Мышцы дрожали от усилий сдержаться и не подмять ее под себя подобно изнывающему от похоти жеребцу. — Завтра я поговорю с твоей матерью и братом.
— Они будут очень рады, — прошептала она.
Он легонько поцеловал ее в губы, а когда поднял голову, она доверчиво посмотрела на него.
«Но ты не должна доверять мне, милая Оливия»…
Именно это ему следовало сказать ей. Только он был так близок к тому, чтоб овладеть ей. К осуществлению своей мечты. Он должен был отослать ее домой, до того как она обнаружит его истинное лицо.
Но он не мог. И поэтому опустился на нее.
Она потрясенно ахнула, но не возразила. Они не сводили друг с друга глаз. Он знал, что ее не касался ни один мужчина, кроме него. И все же она привносила в свою невинность явный оттенок чувственности, более пьянящий, чем уловки опытной куртизанки. Она хотела его и боялась того, что он намеревался с ней сделать.
И все же не дрогнула. Не попыталась отстраниться.
— О Господи! — выдохнула она, и этот горловой звук разжег огонь его страсти. Но тут она поцеловала его грудь, совсем рядом с соском, и Невилл громко застонал. И вдавил ее в матрац всем весом, давая почувствовать жар и вес своего возбуждения. А она целовала все, до чего могли дотянуться ее губы: его плечо, горло, подбородок, челюсть… и наконец, сжав лицо ладонями, приникла к губам.
Когда ее язык прокрался между его губами, последние остатки самообладания мгновенно улетучились. Он не помнил, как избавился от белья, как сорвал с нее сорочку. И, снова опускаясь на нее, мельком увидел гладкую белоснежную плоть, сладостные изгибы света и теней, полные мягкие груди с темно-розовыми сосками, которые он собирался осыпать ласками… но позже. Он накрыл ее своим телом: его пылающая, жаркая кожа на ее, прохладной и шелковистой, — и тоже поймал ладонями ее щеки. Если он не возьмет ее сейчас, то умрет в мучениях.
— Тебе может быть немного больно, — хриплым от страсти голосом пробормотал он. — Я постараюсь быть нежным.
Она вдруг улыбнулась. Прекрасной, счастливой улыбкой. На сердце Невилла потеплело. Улыбка утешила его. Наполнила чувством, названия которому он не ведал.
— Знаю, — прошептала она, когда его мужская плоть коснулась развилки меж ее бедрами. — Я люблю тебя, Невилл… о…
Ее признание застало его врасплох, но Невилл скрыл потрясение, вонзившись в нее, а ощутив ее девственную преграду, вошел еще глубже.
Она лежала неподвижно и, казалось, не дышала, только слегка вздрагивала. Он тоже трепетал, но не от мощи собственной страсти, готовой выпорхнуть на волю. Она сказала, что любит его. Неужели это правда? Поняла ли она, что сейчас сказала? Имеет ли хоть какое-то представление о том, что выговорили ее уста?
— Невилл… — Она судорожно вздохнула, что сразу вывело обоих из транса.
— Тебе не больно? — с трудом выдавил он.
Ее глаза были такими огромными, что даже в полумраке спальни все клубящиеся в ней эмоции читались, как в раскрытой книге. Потрясение. Страсть. Изумление. Любовь.
Он закрыл глаза и, не дожидаясь ответа, стал медленно двигаться в ритме, который должен принести давно желанное облегчение… как ему, так и ей. Но он не хотел смотреть в эти нежные, любящие глаза.
Он мог дать ей физическое удовлетворение. Но не хотел, чтобы она любила его. Потому что знал, насколько недостоин этой любви. С самого начала он намеревался соблазнить ее. Убедил себя, что она может облегчить его боль, и, преследуя свою цель, игнорировал все упреки совести.
Он эгоистичный подонок, но сознание этого ничего не меняло. Он хотел Оливию. Должен был ее получить. Но одно знал твердо: ее любви он не заслуживал. И не мог на эту любовь ответить. Давно потерял способность любить… Но подарить ей наслаждение? Это в его силах.
