Книга Встреча с хичи - Фредерик Пол

Расширенный, я могу смеяться над этими старыми страхами и предчувствиями. Не тогда, может быть. Но сейчас – да. Шкала грандиозней и возбуждает гораздо сильнее. В одном только центре Галактики десятки тысяч записанных сознаний хичи, и я могу прочесть их все. Уже прочел – почти все. Могу перечитать, если с чем-то хочу познакомиться поближе. Книги на библиотечной полке?

Больше того. И я, конечно, не «читаю» их. Я как будто вспоминаю их. Когда я «открываю» одну из них, я читаю ее с начала до конца, словно она часть самого меня. Это нелегко делать, и вообще все, что я научился расширенным, делать нелегко. Но с помощью Альберта, с простыми начальными упражнениями я научился. Первые базы данных, к которым я получил доступ, содержали только данные; это все равно что справиться с логарифмической таблицей. Потом я получил доступ к записанным хичи Мертвецам и к первым записям Эсси в программе «Здесь и После», и они тоже были сделаны не очень хорошо. И я никогда не сомневался, какая часть того, о чем я думаю, все же принадлежит мне.

Но вот когда выяснилось недоразумение с Капитаном и я получил доступ к их записям, вот когда стало трудно. Тут была и утраченная любовь Капитана, женщина хичи, по имени Дважды. «Получить доступ» к ней – все равно что в темноте набрести на груду одежды, которая – вся – тебе не подходит. Дело не только в том, что она женщина, хотя уже это вызывало значительную несовместимость. И даже не то, что она хичи, а я человек. Она знала, всегда знала то, о чем ни я, ни кто другой из людей и не догадывался. Может, Альберт догадался, но это свело его с ума. Но даже в своих рассуждениях Альберт не дошел до расы летающих меж звездами Убийц, которые закрылись в кугельблитце, чтобы подождать рождения новой – и для них лучшей – вселенной.

Но когда я пережил шок, Дважды стала моим другом. Она очень приятная личность, когда привыкнешь к странности, и у нас оказалось очень много общих интересов. В библиотеке сознаний хичи не только сами хичи и люди. Там есть и древние неясные ворчливые голоса, принадлежавшие некогда крылатым существам с Антареса, и голоса моллюсков из шарового скопления. И, конечно, обитатели грязи. Мы с Дважды провели немало времени, изучая их и их эдды. Видите ли, времени у меня – с моими фемтосекундами – достаточно.

У меня достаточно времени даже для посещения самого центра, и, может быть, когда-нибудь я это сделаю. Ненадолго. А тем временем... тем временем Оди и Джейни полетели туда, участвуют в экспедиции, которая продлится шесть или семь месяцев – ну, а здесь, конечно, пройдет несколько столетий, и к их возвращению присутствие Долли больше не будет представлять проблему, а сама Долли тем временем счастлива в своей ПВ-карьере. А Эсси достаточно великодушна, чтобы не быть слишком счастливой, потому что лишена моего физического присутствия, но все равно приспособилась отлично. Больше всего (после меня) она любит свою работу, и у нее работы в избытке – усовершенствование «Здесь и После», использование процесса, известного по CHON-пище, для изготовления других органических веществ... она надеется вскоре получать таким образом запасные органы, чтобы никто не должен был отдавать свои... и если подумать, то большинство людей счастливы. Теперь с помощью флота хичи мы можем ежемесячно переселять по миллиону, и нас ждет пятьдесят пригодных к заселению планет. Снова пионеры и крытые фургоны, снова возможности для всех...

Особенно для меня.

И Клара.

Мы, конечно, встретились. Я настоял на этом, и в конечном счете ее и нельзя было бы удержать. Эсси вылетела к петле, чтобы встретить ее и лично доставить на нашем самолете на Таппаново море. Конечно, возникали проблемы этикета. Но иначе Кларе пришлось бы выдержать нападение журналистов, с их вопросами, каково быть «пленницей хичи» или «быть похищенной этим волчьим мальчишкой Вэном»... и с прочими разными сплетнями, которые они передают друг другу. И вообще, мне кажется, они с Эсси поладили. Им не приходится сражаться из-за меня. В этом смысле я просто не существую.

И вот я приготовил свою лучшую голографическую улыбку и создал лучшее голографическое окружение и подождал, пока она не войдет. Она одна вошла в большую приемную – Эсси хватило такта показать ей дорогу и исчезнуть. И когда Клара вошла, остановилась на пороге и ахнула, я понял, что она ожидала увидеть меня гораздо более мертвым.

– Здравствуй, Клара, – сказал я. Не очень умно, но что еще мог я сказать в таких обстоятельствах. И она ответила:

– Здравствуй, Робин. – И тоже как будто не знала, что добавить. Стояла, глядя на меня, пока я не догадался пригласить ее сесть. И, конечно, я тоже смотрел на нее – теми многочисленными способами, которые есть в распоряжении электронного разума; но с точки зрения всех этих способов выглядела она хорошо. Устала – да. Ей нелегко пришлось. И дорогая Клара никогда не была классической красавицей, со своими темными густыми бровями и крепким мускулистым телом, да, но выглядела она отлично. Я думаю, это разглядывание заставило ее нервничать, потому что она откашлялась и сказала: – Мне сказали, что ты сделал меня богатой.

– Не я, Клара. Я просто вернул тебе долю того, что мы заработали вместе.

– Эта доля, кажется, увеличилась, – она улыбнулась. – Твоя жена говорит, что у меня больше пятидесяти миллионов долларов...

– Можешь получить и больше, если хочешь.

– Нет, нет, и так очень много. Кажется, у меня доля во многих компаниях. Спасибо, Робин.

Снова молчание, и затем – поверите ли? – следующими моими словами были:

– Клара, я должен знать! Ты меня ненавидела все это время?

В конце концов я задавал себе этот вопрос целых тридцать лет.

Но даже тогда вопрос показался мне неуместным. Не могу сказать, как он подействовал на Клару, она какое-то время сидела с раскрытым ртом, потом с трудом глотнула и покачала головой.

И начала смеяться. Смеялась громко и всем телом, а когда кончила смеяться, вытерла глаза и сказала:

– Слава Богу, Робин! По крайней мере хоть что-то не изменилось. Ты умер. У тебя оплакивающая тебя вдова. Мир на краю величайших изменений. Испуганные существа появились из своего укрытия... и ты мертв. И все равно тебя волнует проклятое чувство вины!

И я тоже рассмеялся.

Впервые за все время, Бог мой, за полжизни последний остаток вины исчез. Трудно определить, что я испытал; прошло немало времени с этого освобождения. Я сказал, продолжая смеяться: