– Давайте начнем с того, что вы знали: Лору Крайер убила Вивьен Фэнкорт, – бесстрастно продолжает Саймон, черкая в блокноте. – Когда вы это поняли?
Он не говорит о девочке. Не знаю, готова ли я к этому сама.
– Вернемся к истории со школой – в какой момент вы задумались?
– Во время беременности. Поначалу я не знала наверняка, но что-то почуяла. Бывает у вас чувство близкой опасности?
Саймон решил дальше рассказать за меня:
– Вам было уютно под крылышком Вивьен, пока вы не забеременели. Тогда-то ее отношение к вам изменилось. – Он смотрит мне в глаза, впервые признавая, что в этом разговоре мы партнеры. И уточняет: – Правильно?
Внутри у меня все сжимается: Саймон говорит так безразлично. Выходит, все мои страдания неважны?
Конечно, отношение Вивьен сразу переменилось. Она враз оставила роль отважной и доброй защитницы. У меня появилось то, чего она хотела гораздо сильнее, а я стала просто хранительницей этого сокровища. Вивьен начала следить за моим питанием и не разрешала ходить развлекаться. Никаких пабов – и даже стакана вина за обедом.
– Я увидела, что она намерена управлять всеми сторонами жизни моего ребенка, и поняла, что с Лорой, наверное, было точно так же. Раньше я слепо верила Дэвиду, когда он называл Лору вздорной и деспотичной и рассказывал, что она никого не подпускала к Феликсу. – Я качаю головой. – Я была глупа и наивна. Вивьен рассчитывала сделать Феликса своей собственностью, но с Лорой бы такой номер не прошел. Поразмыслив, я уже не могла поверить, что смерть Лоры была случайной. А моя беременность… Когда носишь ребенка, восприятие обостряется, становится тоньше. Сначала я думала: возможно, я просто преувеличиваю опасность… Но инстинкт… Он так мощно включался. Предчувствие беды не отпускало.
Саймон хмурится. По-моему, ему скучны подобные тонкости – кроме, разумеется, своих собственных.
– Вивьен допустила ошибку, – продолжаю я. – Она записала Флоренс в Сиджуик, когда я была еще на шестом месяце. Зря она рассказывала мне про огромную очередь. Наверное, Вивьен считала, что у меня не хватит ума, чтобы задуматься о Феликсе. Но конечно, она и помыслить не могла, что я когда-нибудь восстану против нее. Я всегда была ее ревностной сторонницей.
– Вивьен гордится тем, что сделала, – говорит Саймон, – и пытается извлечь выгоду из своей вины. По-моему, она намерена теперь бороться за права бабушек.
– Она ненормальная. Интересно, признают ли ее душевнобольной?
Такая личность, как Вивьен Фэнкорт, не вписывается в мою картину мира. Даже не верится, что мы с Флоренс живем в той же реальности, что и Вивьен.
– О ней, наверное, будут много писать в газетах.
Саймон старается разозлить меня. Он сказал это почти с восхищением. Я хочу спросить, точно ли Вивьен останется в тюрьме до конца своих дней, но опасаюсь, что он воспользуется и этим вопросом, чтобы ужалить меня.
– Вы сердитесь, что я отняла у полиции столько времени?
– Сержусь? – Он смеется, но без всякой теплоты. – Нет уж, сержусь я, когда застреваю в пробке или проливаю кофе на чистую рубашку.
– Саймон, но как я могла вам сообщить? Я не могла рисковать. А если бы вы насторожили ее и она бы поняла, что я догадалась? Мне светила участь Лоры.
Я ежусь, вспоминая «Уотерфронт» – как над моей головой сомкнулась ледяная вода.
Мне страшно хотелось рассказать все Саймону – с первой секунды, как я его увидела. К тому времени я уже не сомневалась, что никогда не смогу поговорить об этом с мужем. После звонка Брайони в Сиджуик не терпелось побеседовать с Дэвидом начистоту, но он не стал бы слушать. В его глазах мать была непогрешима. Он думал, что Вивьен заботится обо мне. Без конца твердил, что мы оба должны быть ей благодарны, а я все острее чувствовала, как меня используют и отнимают свободу.
Бедный Дэвид! Понимаю, как он раздавлен. Повернись жизнь иначе, он мог бы стать другим человеком, и мне жаль шестилетнего мальчика, брошенного отцом. Ведь ему пришлось любить мать, несмотря ни на что, раз уж только она и осталась. Дэвид верил в тот образ Вивьен, который сам создал, и я не могу его за это упрекать.
Надо постараться не думать о нем. Хочется лечь в горячую ванну и смыть с себя всю скверну, но я знаю, что душевную травму так легко не устранить. Ладно бы Дэвид растоптал мою веру в возможность вечной любви между супругами, это еще полбеды – я не собираюсь снова выходить замуж. Но трагедия в том, что Дэвид уничтожил мою веру в себя. Выяснилось, что я как дура влюбилась в него, мало того, вдвойне дура, поскольку вышла за него замуж. За последнюю неделю меня столько раз ткнули в это носом, что я начинаю верить, будто заслужила такое обращение.
Мои пациенты все время винят себя за те невзгоды, что терпят от других. Я их разубеждаю: роль жертвы никого не прельщает, и никто ее не заслуживает. Иногда я злюсь, если даже мои мудрые, ободряющие слова неспособны воскресить в человеке утраченную веру в себя. Теперь я знаю, что мудрость и проницательность – не панацея. Они позволяют понять, почему ты себя презираешь, но не избавляют от этого презрения. Да и можно ли вообще от него избавиться?
– Итак, поскольку к нам прийти вы боялись, вы похитили собственную дочь, – безучастно говорит Саймон. – Вы знали: если вас объявят пропавшими, полиция проверит вашу семью, обнаружит связь с другим тяжким преступлением и начнет копать глубже. Так, собственно, все и случилось.
– Я взяла Личико и убежала, – робко отвечаю я. – А мою дочь похитил кто-то другой.
Саймон не слушает. Непонятно, зачем я упорствую. По привычке? Боюсь его насмешек?
– Вы взяли Флоренс и убежали, зная, что полиция вернется к делу Лоры Крайер. Верно?
– Нет! Я убежала с Личиком, чтобы Флоренс в любом случае считалась пропавшей – даже для вашего сержанта. Я хотела, чтобы вы искали именно Флоренс.
– Ну хватит морочить голову. Подслушали, как я разговаривал с Брайони, а теперь повторяете мои слова. Думаете, я настолько глуп, что поверю лишь потому, что это была моя гипотеза?
Он далеко не глуп. Даже умнее, чем я думала.
– Беда в том, что никогда у меня такой гипотезы не было. К тому моменту я уже докопался до правды и составил полную картину. Я просто хотел, чтобы Брайони задумалась, зачем вам понадобилось убегать с якобы чужим ребенком. Вам не стыдно, что вы ей врали, выставили дурой? После всего, что она для вас сделала?
На глаза наворачиваются слезы. Брайони, не в пример Саймону, понимает: я должна делать все, что считаю нужным, для защиты дочери.
– Вы хотели, чтобы мы узнали: Лору убила Вивьен, – не обращая внимания на мой плач, продолжает Саймон. – Вы оставили буклет с приклеенным стикером, надеясь на нашу сообразительность. Первоначальный план был таков: вы с Флоренс убегаете к Брайони, мы принимаемся вас искать, у нас возникают сомнения по поводу убийства Лоры и, наконец, подозрения насчет Вивьен. Потом находим буклет… Если мы забираем Вивьен за убийство Лоры Крайер, вы оказываетесь в безопасности, верно? Но как мы должны были доказать ее вину? Об этом вы подумали?
