Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
Фанни покачала головой. Глаза ее смотрели серьезно.
— Не скажу. Честное слово, не скажу. Я не хочу лежать мертвой на тротуаре, как бедняжка Далси. И вам тоже лучше держать язык за зубами.
— Клянусь! — решительно сказала Эмили. — И я буду подпирать дверь стулом.
— Не помешает, — согласилась Фанни. — Я тоже! — Она распрямила ноги, соскользнула на пол и плотнее завернулась в ночную рубашку — действие какао закончилось, и снова стало холодно. — Спокойной ночи, Амелия.
Эмили спала плохо, даже несмотря на стул, продетый через ручку двери. Она несколько раз просыпалась в страхе — ей чудилось, что она слышит шаги в коридоре, замершие перед ее дверью. Неужели кто-то пытается повернуть ручку? Ветхая оконная рама гремела от ветра, и Эмили в ужасе замирала, ожидая, когда звук повторится и развеет сомнения в том, что это. Подозрения сверлили ее мозг, который то проваливался в сон, то выныривал из него.
Утром страхи прошли, но волнение осталось; Эмили приходилось тщательно следить за собой, чтобы не делать ошибок. Переходя от одной повседневной обязанности к другой, она всегда помнила о том, что за ней могут наблюдать. К вечеру она так устала, что едва не расплакалась от слабости. Дом ей казался тюрьмой — она непрерывно передвигалась с места на место, не имея возможности остаться одной и в то же время таская за собой одиночество, словно тяжелый камень. Время оставалось ее главным врагом. И даже хорошо, что у нее была работа — она отвлекала.
Шарлотта могла только догадываться, что происходит с Эмили после того, как они расстались под дождем у ворот парка. Думать об этом бессмысленно — ведь помочь все равно ничем нельзя. И нужно по-прежнему лгать Томасу, чтобы он не узнал, что она пытается выяснить правду — в противном случае он догадается, что Шарлотте ничего другого не остается, поскольку ни Балларат, ни остальные ничего делать не собираются. Необходимость лгать мужу и связанное с этим одиночество терзали ее душу. Она так привыкла к этой роскоши — возможности поделиться с близким человеком, не нести тяжкий груз одной, — что забыла о ее ценности. Теперь откровенность была бы эгоизмом, и Шарлотта даже не допускала такой возможности. Но все равно удивлялась самой себе.
Но иногда она сталкивалась с проявлениями доброты и сострадания, причем там, где не ожидала их найти. Странный мужчина, похожий на уличного торговца, принес пакет сельдей и отказался брать деньги; не оглядываясь, он поспешно скрылся в пелене дождя, словно стеснялся благодарности. Однажды утром Шарлотта нашла на заднем крыльце связку хвороста для растопки печи, а два дня спустя — еще одну. Бакалейщик был с ней немногословен, почти груб, но торговец углем продолжал привозить свой товар, и ей показалось, что мешки стали чуть больше.
Кэролайн больше не приезжала, но писала каждый день, сообщая, что с Дэниелом и Джемаймой все хорошо, и предлагая любую помощь.
Но больше всего Шарлотту тронуло письмо от тетушки Веспасии, которая болела бронхитом и была прикована к постели. Она не сомневалась в невиновности Питта и сообщала, что в надлежащее время — если дело дойдет до этого — поручит своему адвокату защищать его. К письму она приложила десять гиней, надеясь, что Шарлотта не будет настолько глупа, чтобы обидеться. Невозможно сражаться на пустой желудок — а сражение предстоит, это очевидно.
Почерк был неровным, дрожащим, и Шарлотта вдруг со всей ясностью поняла, что тетушка Веспасия стара и с каждым днем приближается ее срок. Она стояла ранним утром на кухне с листком голубой бумаги ручной выделки в руке и думала о хрупкости всего хорошего и доброго, и холод в ее душе не мог прогнать никакой огонь.
Шарлотта снова навестила Томаса. Ей пришлось стоять в очереди вместе с тихими, печальными женщинами, чьи мужья и сыновья томились в Стил. Кто-то из них был злым, кто-то жадным, кто-то жестоким — по своей природе или под влиянием обстоятельств, — а многие просто не могли приспособиться к борьбе за существование на перенаселенных улицах, где выживает сильнейший.
У Шарлотты было достаточно времени на жалость, на размышления об этих женщинах; она понимала, что легче сочувствовать чужим страданиям, чем смотреть в лицо действительности. Если она переключит бурлящие внутри чувства на что-то другое, это поможет ей лгать Томасу, улыбаться с притворной уверенностью и прогонять страхи.
Когда ее наконец впустили, то не позволили дотронуться до мужа. Она сидела напротив и вглядывалась в его лицо, замечая синяки, грязь, тени под глазами и страдание, которое не могла скрыть натянутая улыбка. Никогда еще ей не было так тяжело, и никогда еще ей не приходилось столько лгать. Питт очень хорошо ее знал, и раньше ей ни разу не удавалось обмануть его. Теперь же она смотрела ему в глаза и лгала с такой легкостью, словно перед ней сидел не мужчина, а ребенок, которого нужно защищать и утешать сказками, скрывая правду.
— С нами все в полном порядке, — торопливо сказала Шарлотта. — И конечно, мы по тебе ужасно скучаем! Но у нас всего в достатке, и мне не пришлось просить маму или Эмили о помощи, хотя я не сомневаюсь, что они бы мне не отказали. Нет, я больше не ездила к Йоркам. Положилась на Балларата, как ты сказал… Ну а если он к тебе никого не присылал, значит, ему этого не требуется. — Она искусно направляла разговор, не позволяя Томасу перебивать себя и не оставляя времени на вопросы, на которые у нее не было ответа. — Где Эмили? Дома. Сюда ее не пустят, потому что она не родственница — по крайней мере, не близкая. Свояченица не считается. Да, Джек Рэдли очень любезен, помогает мне…
Эмили выполняла самую ненавистную из своих обязанностей — гладила накрахмаленные кружева хлопковых фартуков, целую дюжину. Каким-то образом Эдит удалось воспользоваться рассеянностью Эмили и переложить на нее свою часть работы. Она очень удивилась, когда в дверях прачечной появилась Мэри, оглянулась по сторонам, вошла, закрыла за собой дверь и приложила палец к губам.
— Что случилось? — прошептала Эмили.
— Мужчина! — почти неслышным шепотом недовольно объявила Мэри. — У тебя ухажер!
— Нет! — решительно запротестовала Эмили. Только этой напасти ей не хватает. Кроме того, обвинение совершенно несправедливо: она никого не поощряла. Наоборот, дала отпор подручному мясника, когда тот бесстыдно улыбался ей.
— Есть! — настаивала Мэри. — Грязный, будто только из печной трубы, но довольно смазливый и ужасно вежливый. Думаю, если его отмыть, будет писаным красавцем.
— Я его не знаю! — сердито сказала Эмили. — Скажи ему, чтобы уходил!
— И ты даже не посмотришь…
— Нет! Хочешь, чтобы я лишилась места?
— Он ужасно милый.
— Меня вышвырнут! — вскипела Эмили.
— Он говорит, что тебя знает! — Мэри сделала еще одну попытку. — Иди, Амелия. Может… Ты что, всю жизнь хочешь оставаться камеристкой?
— Все ж лучше, чем тебя вышвырнут на улицу без рекомендации! — огрызнулась Эмили.
— Ну, если ты так уверена. Это какой-то Джек.
Эмили замерла.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
