воспитания Грегори.
— Скольких девочек в борделях ты казнил, Даниэль?
— Многих, — ответил спокойно.
— А скольких трахал?
— Многих, — ни один из мускулов на лице не дрогнул.
— Сколько из них боялись тебя?
Самым страшным у Даниэля были глаза. Глаза, полные равнодушия, ничего не выражавшие, даже гули имели эмоции. Не нужно было пророком, чтобы понять: его нутро было давно мертво.
— Все.
Ко мне сделали плавный шаг. Даниэль был высоким, потому шаг равнялся двум моим.
— Не смей, — приказала холодно. — Не подходи ко мне, ублюдок.
Конечно, ему было все равно. Он снова загонял меня в угол, в данном случае к дереву, не оставляя между нами никакого расстояния. И больше всего меня раздражал подсознательный страх перед Карателем. Я могла хамить ему, унижать, но, если он проявлял действия, превращалась в кого-то, кем быть никогда не хотела.
— Неужели ты, как они, боишься?
Приняв как можно более уверенный вид, я произнесла с легкой толикой пренебрежения:
— Какая глупость.
— Тогда почему пятишься назад? — меня придавили к дереву, нарушая личное пространство.
— Разве непонятно? Ты мне противен, малыш. Угрожать Сарикой опрометчивый шаг. Это слабое звено мне нисколько не дорого, впрочем, как и Аделаида, и моя бывшая семья. Однако, неизвестно, чего ты добиваешься, Даниэль.
— Я уже не раз говорил тебе, Мелит, что мне нравится видеть, как ты плачешь, — склонился к моему виску и положил ладонь на плечо, поглаживая кожу. — Ради этого не жалко пожертвовать кем-то…несущественным.
— Идиот, — покачала головой, сбросив его руку со своего тела. — Думал, меня так просто сломить?
Я аккуратно провела пальцами по шраму, который когда-то оставила сама. Мужчина не воспротивился. Надавила, вызывая легкую боль, быстро промелькнувшую на лице бездушного.
— Ты жалок, малыш, — прохрипела почти ему в губы, встав настолько близко, насколько не встала бы по доброй воле. — Я тоже не раз тебе говорила, напомню еще: моих слез ты никогда не увидишь. Обещаю. Ни перед ликом чужой смерти, ни перед собственной.
Предполагала, что он никак не ответит на выпад, однако, вопреки всему, он поднял один уголок губ.
— На этом мы закончим. Сегодня ты показала больше, чем я ожидал.
Мужчины, окружавшие меня, словно помешались на эмоциях. Моих эмоциях.
— Ей тоже, уверен, понравилось, — кивком указал в сторону могилы и отстранился, как бы давая мне обзор на место, где лежала Рупа.
— Не смей насмехаться над ее памятью, — я подняла руку и с силой ударила его по лицу. Шлепок раздался ясно и отчетливо. Белая кожа альбиноса, такая фарфоровая и нежная на вид, покрылась ярким красным пятном.
Приложившись тонкими пальцами к коже, он усмехнулся. Когда Даниэль менял выражение на лице, можно было смело бежать.
— Свободен, — бросила безучастно и повернулась к няне, свысока разглядывая могилу. Еле сдержала дрог, молнией прошибший тело, когда ощутила чужие руки на своей талии. Мерзкое чувство слабости вернулось снова. Откинув мои распущенные волосы в одну сторону, он шепнул на ухо:
— То, что Сарика ходит по грани, мы оба понимаем. По мне, этот ребенок все эти годы выживал только благодаря тебе. Вскоре все должно закончиться. Но пока твой Харитон держит оборону, его люди выкупают ее каждую ночь, Данису ничего не достается.
Я игнорировала его прикосновения и нежеланную близость. Даниэль резко повернул меня к себе и сжал скулы одной рукой, вынуждая встать на цыпочки.
— Ничего не скажешь? Даже не восхитишься его благородством?
— М-м-м, за это сделаю ему замечательный минет, — оскалилась, почти не дыша.
— Эти идиотские ответы так тебе свойственны, Мелит. Присматривай лучше за своей подружкой. Увидимся, — отпустил и накинул капюшон, исчезая между деревьев.
Через некоторое время меня обнаружила охрана Реневальда, отправившаяся на поиски сразу, как в доме появился Харитон. Он должен был вернуться вечером, почувствовал, не иначе. Мудак. Если бы я повлияла на них и исчезла, быстро попав домой, никто ничего не понял бы, но так имелась высокая вероятность раскрыть способности телепата. Харитон вряд ли отпустит меня, узнав о даре. Представитель императорского рода, как и любой монарх, должен заботиться о троне и удержании того любыми способами, кто как не телепат поможет в этом?
Мужчина выглядел мрачным. Прогнал охрану и пристально посмотрел на меня. Продолжая глядеть, приложил руку к дереву, направляя магию.
— Здесь был Даниэль Дисад, — задумчиво изрек он.
— Раз я не умерла, ничего ему не выдала.
— Ты ослушалась приказа. Какого гхарна, блять?
Не ожидала услышать мат от Реневальда.
— Харитон, мне надоело, — отмахнулась от герцога и прошла мимо, только он больно схватил меня за плечо и вернул на место.
— Что ты здесь делала?
— Приходила по делам. Если есть претензии, обратись к Даниэлю, я не знаю, зачем он сюда пришел, — неприятные ощущения я старательно игнорировала.
Посмотрел в сторону и замер на секунду, чтобы дальше быстро перевести недоуменный взор с камня на мое лицо.
— Одуванчики? Здесь кто-то похоронен?
— Нет, — буркнула нехотя.
— Ты пришла на могилу?
Мое молчание было красноречивее слов, однако не хотелось, чтобы Харитон знал и давил потом на эту слабость. Достаточно и Даниэля.
— Как его звали? — осведомились у меня.
— Его? — переспросила недоуменно.
— Того, на чью могилу ты пришла. Сегодня особенный день?
Мне не нравилась проницательность Харитона. Мне не нравилось его излишняя умелость. Мне все не нравилось.
— Тебе недостаточно того, что узнал правду? — я вырвалась из его захвата и рванула.
Не знаю, это желание свободы доминировало над всем остальным или страх перед хищником. Но что сделано, то сделано. Мне хотелось вырваться из душной среды аристократов, из этого убогого города, перестать быть зависимой от всех этих мужчин, обрести долгожданную свободу. Каждый шаг будто приближал к освобождению и душевному покою.
Я бежала, создавая звуки легкого шуршания платья и желая найти конец пути. Лес принимал в свои объятия, ударяя запахом цветов и свежести. Сердце забилось чаще, может, это присутствие Рупы меня двигало на настолько отчаянный шаг, но я не
