– Я думал, он не сильно жалует пьесы.
– С чего ты это взял?
– Судя по его словам. По его взглядам.
– Не верь всему, что видишь и слышишь.
(Итак, мы снова вернулись к этому. Чувствуя, что Шекспир больше не желает говорить о Давенантах, я сменил тему.)
– Вы верите, что можно по-настоящему узнать другого человека? – спросил я.
– Конечно, в его внешних проявлениях.
– Но его внутреннюю сущность?
– Мы едва знаем сами себя, Ник. Как можем мы знать другого? Почему ты спрашиваешь?
– Какое-то время назад я подумывал составлять записки о некоторых обстоятельствах из жизни одного человека. С тем чтобы написать о нем.
Шекспир не поинтересовался, кого я имею в виду (возможно, он догадался), но спросил:
– Ты добился успеха?
– Никакого, – ответил я. – Я бросил эту затею. Я не могу связать вместе даже пару простых историй.
– Тогда используй свое воображение, – быстро ответил Шекспир.
– А как же точность? Как же грядущие поколения?
– О, оставь грядущее грядущим поколениям, – сказал драматург. – Пусть они сами во всем разбираются, после того как все мы умрем.
– А что случится с нами до того, как мы умрем, Вилл? При новых законах, новом короле.
Король! Как странно было произносить это простое слово!
– Король еще не приехал в Лондон. Пока его здесь нет, кто может поручиться? Будь покоен, Ник. Я полагаю, все с нами будет хорошо. Актеры что пробки. Легковесны, возможно, но почти непотопляемы.
– А иногда и скрывают в себе кое-что полезное.
– А как же, – сказал Шекспир, с мягкой снисходительностью улыбнувшись на мое замечание. И добавил уже серьезно: – Мы не можем видеть будущее, предсказать развязку.
– Кроме разве что пьес. Там-то мы знаем заранее, чем все кончится, – отозвался я, думая о том, другом возможном финале «Ромео и Джульетты», ненаписанном, где герой выживает и женится на прекрасной Розалине.
– Даже в пьесах не все так просто, позволь заметить.
– Да? – Я весь обратился в слух.
– В развязках, – сказал Вильям Шекспир, – вся хитрость в развязках.
