что посуда подпрыгнула и жалобно задребезжала. – Ты позоришь меня!
– Но Джули… Она же почти член нашей семьи!
– Никакой семьи не существует! Это только бизнес. Понятно? И чтобы через час девчонка была готова. – Лапье поднялся, бросил салфетку на стол и вышел.
Я швырнула чашку с недопитым чаем об пол и принялась топтать ее ногами. Я крушила фарфор до тех пор, пока осколки не превратились в пыль. Затем схватила стул и с размаху грохнула им по паркету.
Эбби встретила меня возле задней двери.
– Вы должны что-то сделать, мисс, – пролепетала экономка.
Шатаясь от горя, я спустилась во двор и побрела в мастерскую. Любовь к Эссексу стоила мне милой Джули, которую я любила как родную сестру. После того как Тюремщик забрал моего сына, не было нужды наказывать меня еще больше, отнимая Джули. Теперь же я потеряла их обоих. Я впилась ногтями в ладони, так что на коже выступили капельки крови.
Однако время шло. Нужно было собраться с духом и приниматься за работу. Мне хотелось, чтобы Джули надела платье, которое Хильда сшила к ее дню рождения. До праздника оставалось несколько недель, но теперь это не имело значения. Но прежде всего я собиралась сделать оберег для Джули, как поступила и моя мама, когда меня забрали из швейной в большой дом. Смахивая набегающие на глаза слезы, я пришила к платью два потайных кармана и наполнила один монетами, а второй – сушеными травами.
Джули вошла в мастерскую с заплаканными глазами и мокрыми после ванны волосами. Я обняла девушку и крепко прижала к себе, вновь и вновь повторяя:
– Мне жаль… мне так жаль.
– Я боюсь, – прошептала она.
– Знаю. Я люблю тебя как родную сестру. Если бы только я могла что-то изменить…
– Вы можете заставить массу переменить решение. Он прислушивается к вам.
Мне хотелось спрятать Джули в тайнике под полом, но приходилось готовить девушку к продаже. Это был мой крест. И я не могла его сбросить, а Джули сейчас требовались вся моя поддержка и вся сила духа, на какую я только была способна.
– Прислушивается, но только не в этот раз, моя милая девочка. Не в этот раз…
Смахнув ползущую по щеке слезу, я показала ей изнанку платья и дары, лежащие в потайных карманах. Теперь настал мой черед затянуть Джули в корсет, а затем надеть каркас, придающий форму платью. Это был самый настоящий кринолин, а не самодельное приспособление из виноградной лозы, который когда-то приходилось носить мне. Я тронула щеки девушки румянами и подкрасила ей губы. Густые волосы Джули я уложила в высокую прическу и капнула немного духов на шею и запястья. Возможно, красота сделает ее удачливее других невольниц.
– Пожалуйста, не отдавайте меня! – Она снова разрыдалась.
Коль скоро мне приходилось бросить Джули на растерзание волкам, она должна была вступить на этот путь во всеоружии. Я крепко взяла девушку за запястья и заглянула ей в глаза.
– Тебя называют рабыней, но никогда, даже в мыслях, не считай себя ничьей собственностью. Твоя душа свободна! Помни все, чему я учила тебя. Постарайся быть полезной в большом доме. И никому не говори, что умеешь читать.
Она кивнула.
– Господи, защити ее, – пробормотала я, плюнула сперва над левым, затем над правым плечом Джули, как делала моя мама, взяла бедняжку за руку и повела за собой.
Элси, Сисси и Дженис ждали нас позади мастерской, чтобы попрощаться с Джули. Я надеялась, что Грейс Маршалл, учительница, займет девочек, чтобы никто из них не выбежал из дома. Присутствие детей сделало бы расставание еще тяжелее. Томми выскочил из конюшни, бросился к Джули и заключил ее в объятия.
– Как можно было отдать ее? Какой позор! – восклицала Элси, сцепив пальцы, словно в молитве. – Я вырастила эту девочку! Гнев Божий да постигнет злодея!
У меня дрожали колени, пока я вела Джули через двор и открывала дверь таверны. Тюремщик восседал на своем обычном месте в углу зала. Рядом с ним сидел высокий худощавый мужчина. На столе перед ними были разложены бумаги Джули.
Я оставила ее и вышла из зала. Ноги у меня подогнулись, я опустилась на землю посреди двора и завыла в голос.
Глава 36
Крушение
Горе выросло передо мной, словно высокая каменная стена, заслонившая мир: Джули продали, Монро увезли на плантацию, Эссекс чахнет в тюрьме, и во всем, что с ними случилось, виновата я. Вина тяжким грузом легла на плечи. Измученная и сокрушенная, чувствуя себя совершенно разбитой, я отказалась от ужина и легла спать засветло. И все равно проспала: Эбби пришлось разбудить меня и напомнить, что с уходом Джули больше некому позаботиться о детях.
– Я пыталась одеть их, – развела руками экономка, – но они требуют Джули.
Когда я открыла дверь в детскую, девочки с криками бросились ко мне.
– Мама, Эбби сказала, что Джули нет в доме. Когда она вернется? – спросила Эстер, тщетно пытаясь самостоятельно уложить волосы.
– Джули обещала поиграть со мной в куклы, – выпятив губу, пожаловалась Изабель.
Спотыкаясь о ковер, я добрела до кресла-качалки и рухнула в него.
– Девочки, Джули уехала.
– Надолго?
– Когда она вернется, мама? – Джоан вцепилась мне руку.
– Она не вернется. У нее теперь другая работа.
Изабель тут же зашлась оглушительным ревом:
– Не может быть! Она моя лучшая подруга!
Я потянулась, чтобы обнять и успокоить ее, но девочка вывернулась и зарыдала еще горше:
– Нет! Хочу Джули! Хочу Джули!
Запахнув халат на груди, я в изнеможении откинулась на спинку кресла.
– Я тоже! Я тоже хочу Джули, – подхватила вопль сестры Джоан. – Кто теперь будет чесать мне спинку?
– Детка, я помассирую тебе спину.
– Нет! – взревела Джоан. – Ты не умеешь как надо.
Бо́льшую часть дня девочки проводили с няней, пока я работала в мастерской, а вечерами играла на пианино в таверне. Со всеми нуждами дети обращались к ней и привыкли полагаться на Джули гораздо больше, чем на меня. Изабель рухнула на пол и принялась сучить ногами. Я подняла ее, усадила к себе на колени и стала укачивать.
– Все будет хорошо. Не нужно плакать.
– Кажется, я проглотила камень, – всхлипнула Джоан, – у меня животик болит.
Я притянула ее к себе и тоже усадила на колени. Эстер устроилась на ковре возле кресла и прижалась головой к моему бедру.
– Мы обязательно справимся, девочки, вот увидите. Я обещаю.
Когда старшие немного успокоились, я отпустила их и взяла на руки малышку Бёрди. Остаток утра мы читали книжки – каждая