– Как тебе вот эти серьги? – спросила она
– Нет-нет, – ответила красавица. – Я никогда не надену длинные.
– Конечно, за годы вкусы Марии-Эдуарды Сильвы могли измениться, – продолжила Матильда. – Но я предположила – а что если нет? И тогда странное поведение Руты Ковальской и то, что Мария-Эдуарда стала вести себя по-другому, можно объяснить. Рута Ковальска пыталась нам что-то сказать в замке Локет.
– Хотя Мария-Эдуарда в последнее время вообще ведёт себя как-то странно… – протянула Молли.
– Что вы имеете в виду, мэм? – спросил Бенедикт.
– Не знаю… Просто её не узнать.
Матильда внимательно смотрела на Марию-Эдуарду.
– Ваш дар, панни Ковальска – попадать в чужие жизни. Подростком вы могли просто ненадолго попадать в чьё-то тело, в мысли. Но, видимо, дар развился с годами. И, как мне кажется, никто сейчас даже не догадывается, что на самом деле представляет собой ваш дар. Вы теперь не просто можете заглядывать в чужую жизнь. Вы можете присвоить её. Я думаю, вы всегда завидовали красоте, таланту и популярности Марии-Эдуарды. Однажды вы решили попасть в её жизнь и не ушли из неё. Вы – Рута Ковальска. А настоящая Мария-Эдуарда Сильва – вот она, в вашем теле. Видимо, она не помнит, кто она на самом деле, и чувствует себя потерянной. Но всё-таки некоторые вещи остались у неё в подсознании. Ведь она пыталась нам сказать обо всём в замке Локет. Всё твердила, что с кем-то плохо поступили некие «он» и «она». «Он» – это, видимо, Вилли, который навёл на команду чары Смягчения. А «она» – это вы.
Рута Ковальска – или та, что только казалась ею, – дёрнулась и с надеждой посмотрела на Матильду. Впервые в её взгляде показалось что-то живое. А вот та, которую сейчас все видели как Марию-Эдуарду, наоборот помрачнела. Она медленно попятилась к дверям.
– Нет, это всё неправда, – проговорила Мария-Эдуарда. – Девочка ошибается.
– Если ошибается, то почему бы тебе не доказать это прямо сейчас? – спросил Пётр Грачев.
Они с Пьеро, Вилли и Эдвардом обменялись понимающими взглядами, а потом быстро оказались вокруг «Марии-Эдуарды», загораживая ей проход к дверям. В лице Молли, наблюдающей за ними вместе с «Рутой», была неописуемая боль.
– Мария-Эдуарда, – произнёс Пьеро. – Что ты сказала про водяного в 2006 году, когда мы с тобой силой вытащили его из болота, чтобы вылечить ему раненую ногу?
Воцарилась тишина. «Марию-Эдуарду» начало мелко трясти.
– Я не помню, – дрожащим голосом произнесла она. – Это же давно было.
– Да? А по-моему, всегда помнила. Мы с тобой потом часто вспоминали этот момент, – произнёс Пьеро.
– Я… я… сказала… сказала, что он тяжёлый. Или мокрый. Что-то вроде этого. Да, точно…
– Нет, Мария-Эдуарда. Ты сказала не это, – Пьеро продолжал внимательно смотреть на неё.
И тогда «Рута», опираясь на Молли, сделала слабый шаг вперёд. Её взгляд, наконец, стал осмысленным.
– Я сказала: «Фу, его вырвало прямо на мой костюм, Пьеро», – слабым голосом произнесла она. – Ты нашёл это смешным, потому что водяной царапался и пинал нас, но я беспокоилась из-за своего любимого спортивного костюма. Такая уж я.
– Всё верно. Рута, – жёстко сказал Петя, глядя на «Марию-Эдуарду». – Немедленно верни ей её жизнь.
«Мария-Эдуарда», бросив на «Руту» беспомощный взгляд, закрыла лицо руками. По её шее прокатилась слеза. А потом она подошла к «Руте», положила руку ей на плечо. Рядом с девушками закружился вихрь, поднявший им волосы. И Рута обессиленно опустилась на пол, снова став собой. А Мария-Эдуарда выпрямилась, поправила волосы, сняла с ушей ненавистные серёжки и отбросила их в сторону, словно это они были причиной всех бед.
– Ох, ребята! Вы не представляете, какое это дивное чувство – наконец, вернуться в собственное тело и свою жизнь! – мелодично произнесла певица. – Всё это время я жила словно в тумане. Иногда вспоминала свою настоящую жизнь, но эти воспоминания быстро ускользали от меня.
Её голос звучал совсем иначе, чем тот, который можно было услышать, когда телом владела Рута.
– Мария-Эдуарда, с возвращением! – воскликнул Пьеро.
Пьеро, Молли, Эдвард и Вилли кинулись обнимать её. Рута молча наблюдала за ними с пола, а Петя улыбался, глядя на них. Матильда заметила, что у Оливера закружилась голова из-за чужих эмоций, и она подставила ему свой локоть. Он с благодарностью посмотрел на неё.
– Я не хотела причинять тебе зло, Мария-Эдуарда, – проговорила Рута, и слёзы продолжали скатываться по её лицу. – Правда не хотела. Просто… ты не знаешь, каково это – вечно быть в тени. Когда у тебя нет надежды ни на что. Когда человек, которого ты всей душой любишь, постоянно отворачивает от тебя свое лицо.
Она посмотрела на Петра Грачева.
– Мне так хотелось исполнить все свои мечты, что я потеряла голову. Я не хотела навсегда отнимать твою жизнь, Мария-Эдуарда, я клянусь. Я просто надеялась… что тот человек, которого я люблю, полюбит меня с твоей красотой. А когда пообщается немного, то захочет остаться со мной настоящей. Прости меня.
Петя отвернулся от Руты, и она вздрогнула, прижав руки ко рту. Слёзы потекли из её глаз с новой силой. Пьеро посмотрел на неё с жалостью:
– Когда ты поменяла вас с Марией-Эдуардой местами, Рута?
– Три месяца назад, – тихо ответила она и в приступе отчаяния снова посмотрела на Петра. – Петя, это же всё ради тебя! Помнишь, что я сказала тебе шестого апреля 2008 года? Ты тогда просто отвернулся… Но умоляю тебя, пожалуйста, не отворачивайся сейчас! Я так сожалею! Посмотри на меня… хотя бы в последний раз.
Но он не взглянул на неё. И Рута упала лицом в пол в беззвучных рыданиях.
– Петя, – тихо сказал Эдвард. – Ты не слишком жесток к ней?
– Соломоновский суд теперь решит её судьбу, – равнодушно ответил Грачев.
– Я бы не хотела, чтобы доходило до суда, – произнесла Мария-Эдуарда. – Я всё ещё в шоке, я злюсь на неё, но я не хочу, чтобы её посадили.
Она обняла Молли, а потом они вместе подошли к Руте. Молли села на пол рядом с Рутой и начала гладить по голове, утешая. Мария-Эдуарда уселась рядом, глядя на них, и молчала.
– Девчонки, – шепнул Эдвард своим друзьям и покачал головой. – Однажды они доведут нас до инфаркта.
Боря осторожно вышел вперёд.
– Подождите, – тихо сказал он. – Так кто всё-таки украл шкатулку?
Все присутствующие замерли, а Оливер стал мелко дрожать. Внезапно за окном и в зале резко стало темнее, словно начиналась гроза. Из окна подул холодный ветер. А потом Матильда увидела, как из темноты к её ногам подкатилась чёрная пуговица.
***
– Матильда, это она, – быстро сказал Бенедикт. – Это Анастасия идёт сюда. Скорее, уходим!
Надо сказать, держался он очень хорошо, в отличие от перепуганной Матильды. Друзья побежали к нему, но весь зал заполнил чёрный туман, и стало очень холодно. В этой чёрной дымке Бенедикт исчез. Раздался звук падения.
