дурила, — закатил глаза Золто, — нас оттащили в Кяськи.
Я попытался в своей голове вызвать ряд ассоциаций, связанных с этим словом. После всех этих ударов голова отказывалась сотрудничать, и ассоциации в ряды не строились. Ветра, если мое изгнание продолжится в том же темпе, то в Ван-Елдэр я вернусь с сознанием кирпича. И никаких вливаний эссенции не понадобится. Если, конечно, я вернусь в Ван-Елдэр.
— Кяськи — это город? — выдал я единственную версию.
— Дыра это, — буркнул Золто. — Когда-то было приличное место, да бандиты местные все к рукам прибрали. Я же тебе рассказывал.
— Ну, Кяськи, так Кяськи. Это лучше, чем Норы.
— Зачем ты вернулся? — Золто уныло ковырял пальцем пыль между плитами пола.
— Ну, — я начал понимать, что от вопросов мне не отделаться и сел, скрестив ноги, — на самом деле, меня вернули. Я был на пути в Почерму. Меня похитил Алый агент. Девушка. Рыжая. Принесла на баржу. Мы плыли, а потом напали люди. Её застрелили, а меня похитили.
Я слегка беспокоился, что Золто не сможет ничего понять из моего рассказа, но он только хмыкнул.
— Это сила ветра была, — неожиданно выдал он. — То, что говорил тот Алый из Вохотмы. Лист, который гонит ветер.
Однако, он запомнил эту метафору.
— Да, — спокойно согласился я. — Ветер гонит лист. Теперь лист здесь.
Я оглядел нашу темницу: невысокие каменные стены, пол, над головой темные балки, видавшая виды деревянная дверь не выглядела особенно надежной. Впрочем, ни я, ни Золто ее выбить, пожалуй, все равно не смогли бы.
— А что я здесь делаю, не знаешь? — слабое любопытство шевельнулось во мне.
— Ну, так это Сайбар, штиль ему в корень… Кина продала хаотичку, за ней проследили, потом меня схватили… повезли сюда, в дороге трясли, спрашивали, откуда взял хаотичку. Она же чистая была почти, такую из живуль не добудешь… Ошиблись мы.
— Ветра, как банально, — я вздохнул. — И далась вас всем эссенция! Сам знаешь, какой от нее прок!
— Никакого, — Золто снова помрачнел. — Но Сайбару-то до ветров, ему деньги нужны, поэтому теперь и ты здесь.
— Поэтому? — я, кажется, начинал понимать, куда ветер дует.
А, — мрачно изрёк Золто, — чего там. Опять сдал я тебя, Ройт. Сказал, что ты умеешь хаотичку добывать, а не я. Думал, ты уж на корабле. А уж как они тебя нашли — ветер знает.
— Ничего, — сказал я ему. — Ты не виноват. Никто не виноват.
Я лёг на пол навзничь, ощущая всей спиной холодные плиты.
Золто подошёл ко мне и сел рядом.
— Что с тобой, Ройт? Ты вообще на себя не похож.
— Это из-за шишки, — попытался я пошутить. Но глаза Золто были внимательными и серьёзными.
— Как её звали? Агента?
— Лексина. — Язык еле ворочался в моём рту.
— Думаешь, ты виноват? — сочувственно произнёс мой приятель.
— Я попросил ветер хаоса забрать меня с корабля. После этого на корабль напали.
— А зачем просил ветер?
— Думал помочь тебе.
— Такой ты мне не поможешь, — спокойно сказал Золто. — Тот Ройт, что Ногача приручил и Норы прошёл — мог бы, а ты — нет. Такой ты ни мне, ни ветру не нужен.
— Это обидно, — безмятежно сказал я. — Наверное. Но зато хорошо, что я ветру не нужен. Наверное, останусь таким.
Золто замолчал и молчал очень долго, шевеля губами. Несколько раз он порывался что-то сказать, но снова замолкал. Затем вздохнул и неожиданно спросил.
— Ты Нунора читал?
Я несколько удивился.
— Ну, да…
— Ну, дык знаешь, что его несколько людей писало? Сначала ар-Марнар, потом другие?
— И? — я не понимал, к чему ведёт ведьмачий сын.
— Так тот, кто его первым писал, он сначала веселился, так как здорово много людей его стало читать, а потом ему Нунор разонравился. И он, чтобы его больше не просили писать, написал в книге про то, как Нунор умер. Книжка никому не понравилась, и её сложно достать, но мне она попалась. Называется «Нунор в Ирили». Там Нунор раненый и усталый, и решает, что больше не хочет подвигов. Продаёт свой Красный Меч. Растолстел, поглупел, много пьёт и задирается по кабакам. Потом он в драке напарывается на нож. Рана воспаляется, начинает гнить, лекарства не помогают, и он понимает, что ему нужна помощь. Он идёт к старым друзьям — волшебнику Гайру, воровке Тилли, ведьме Мальхет — а они уже все мертвы. Вот как он отошёл от подвигов, так они и поумирали все, один за другим, кто от болезни, кого враги подстерегли. Нунор понимает, что ему хана. И умирает в какой-то комнатухе, от гангрены и горячки. А перед смертью ему снова снится его обычный сон, что он всё ещё ребёнок, и бежит вверх по холму к родителям. Только в этот раз он добегает до них, а они — просто старые пугала, одежду которых треплет ветер.
— Так неудивительно, что книга никому не понравилось. А что за разговоры о литературе, а, Золто?
— Ройт, ты — то же, что и Нунор, — заявил Золто.
— И где мой Красный Меч? Или ты видишь у меня мускулы величиной с бычью ногу?
Золто мрачно посмотрел на меня.
— Нунор — это ты. А твой ветер хаоса — это ар-Марнар, писатель твой. Пока ты ему по сердцу, от всех убежишь, и из Нор выйдешь, и из Кяськи, и везде будут тебе друзья, добыча и слава. А если разонравишься, всё будет как у всех. Будет, как в книгах не пишут.
— И что будет, а?
Золто оскалился, и глаза засветились его жёлтым.
— Знаешь, что будет? Вот что будет. Через полчаса сюда придёт Сайбар. Он будет уговаривать тебя нарисовать эти узоры сияющие, как их там — плетения? Сначала сулить золотые горы, но тебя, Айнхейна, золотыми горами не заманишь. Потом будет угрожать. Ты откажешься. Потом он скажет тебе, что если не согласишься, он будет нарезать из меня мясные кружева. Ты согласишься. Нарисуешь ему плетение своё. Не очень хорошее, он это поймёт и отрежет мне что-нибудь. Ты нарисуешь ему много плетений, сколько сможешь. Двадцать, тридцать. Несколько дней ты будешь рисовать, а потом Сайбар забеспокоится — а вдруг за тобой ещё какой агент Алых придёт? Тогда тебя отведут в лес, подрежут сухожилия, вымажут жиром и бросят на волчьих тропах. Меня просто прирежут и закопают. Конец.
Я приподнялся на локтях, посмотрел на Золто. Во мне разгорался знакомый огонь.
— Что, я не могу лежать, ныть и думать о том, как всё плохо получилось и как безнадёжно наше положение?
— Нет, — ухмыльнулся Золто.
Я встал, повёл плечами и
