него в секунду.
— Кронос взял дань за то, что мы его потревожили, — произнес над ухом девушки Карл, но она не слышала его.
Еще секунда, и Зоя разразилась бы истерикой, но она успела только дважды всхлипнуть: сильные руки оторвали ее от стремительно (аномально быстро!) холодеющего Айкена и поставили на ноги. И Зоя вмиг затихла: не успокоенная, нет, напряженная. Она повернула голову, и ее взгляд встретился с бледно-голубыми, почти прозрачными глазами мужчины, затемненными тенью от капюшона.
Тот, кто посоветовал ей бояться его. Зоя с трудом протолкнула в пересохшее горло слюну.
— Цена победы, королева.
И он разжал руки, отступил, практически скользя, паря над полом — так казалось из-за плаща. Зоя смотрела на странного человека, так долго ее преследовавшего, но только сморгнула, как он исчез из виду. Все перестало для нее существовать: даже опасность от Кроноса, даже горе от потери Айкена. Только спустя несколько минут она очнулась и поняла, что миг, в который она могла бы сойти с ума от горя, миновал. Никаких слез не было, да и не могло уже быть, но Зоя почувствовала, как в горле стало горько. Она обернулась на Кроноса: его облик темнел, как туча перед грозой, в самом буквальном смысле. Но то явно были не проявления злости, напротив, таким образом он стирал свое проявление в этом мире, уходя в тот, который являлся его домом задолго до того, как на Земле начали жить люди и сиды, то единственное измерение, способное выдержать его настоящий облик и сущность. Он получил, что хотел, и теперь мог снова заснуть на века.
— Значит, жизнь человека для тебя слаще, чем жизнь сида? — спросила она. Но Кронос не ответил — возможно, он просто больше ее не слышал. Он полыхнул нестепимо ярким светом, так что все ослепли на несколько секунд, хоть и успели зажмуриться. Зое же вовсе показалось, что эта вспышка стерла из ее жизни и памяти несколько часов: она не помнила, как вернулась домой, как оказалась в своей спальне, которую они еще недавно делили на двоих с Айкеном…
«И будем делить в эту ночь.» — подумала девушка приближаясь к лежащему на столе… мертвому телу. Даже мысленно ей с трудом далось это слово. Оно не должно было вязаться с ее Айкеном! Никогда! Или, по крайней мере, не так скоро… Но некоторые вещи слишком неумолимы.
Зоя подняла безвольную холодную руку возлюбленного, прижалась губами к ладони, к костяшкам пальцев, смочив их выступившими — наконец! — слезами. Сколько же времени прошло, если трупное окоченение уже спало, подумала она, сколько часов она простояла в комнате в полной прострации?
Зоя оттерла с лица Айкена кровь — ее и так было немного, не больше десятка мелких капелек. Она сосчитала каждую, иначе бы просто сошла с ума от вида этой бледной кожи и внезапно заострившихся черт и без того слишком четкого, антично-рельефного лица. Потом Зоя принялась завязывать покойнику галстук. Пальцы не слушались, скользили по черной ткани, будто были в еще большем забытьи, чем их хозяйка.
— Ты что-то поешь? — изумленно окликнул девушку Карл, зайдя в комнату. Зоя с удивлением поняла, что ее губы действительно шевелились, выводя неизвестную ей самой мелодию. Девушка подняла голову, посмотрела прямо в глаза своему повелителю. На периферии ее зрения все еще оставался факсимильный отпечаток лица Айкена. Он теперь там навечно, подумала она, клянусь Дворами, навечно.
— Я пою колыбельную, — она отвечала так, как чувствовала, что должна. — Последнюю колыбельную для воина.
— Павшего в бою, — докончил за нее Карл. И вышел, аккуратно притворив за собой дверь. Если сейчас они выполнили какой-то ритуал, то, в отличие от изгнанного принца, Зоя этого не поняла.
Карл вернулся, когда устал слушать плач Зои. Девушка сидела на стуле рядом с трупом Айкена, подтянув колени к груди. Она сама, судя по всему, не понимала, что это она — а не кто-то в соседней комнате — так безутешно рыдает.
— Зоя, — позвал Карл. Она не ответила. Замолкла, давя в груди рыдания, все равно прорывавшиеся тихими всхлипами. — Я могу чем-то помочь?
— Нет.
— Но, может быть…
— Нет! — девушка вскинула голову, утерла слезы из-под одного глаза. — кому ты собрался помогать? Айкену? Он мертв. Ему уже не поможет ничего! Или мне? Так я в порядке. Я же жива!
Она расхохоталась, хрипло и нервно, и последний смешок перешел в вой. Карл смотрел, как Зоя стискивает побелевшими пальцами плечи, трясется и раскачивается. Он подумал, что из-за него она бы, возможно, так переживать и не стала.
— Ты сможешь жить дальше?
Зоя замерла. Спустила ноги со стула, разжала занемевшие пальцы.
— Разумеется. Это всего лишь вопрос времени, — Карл не понял, с издевкой она говорит или нет. Девушка движением головы отбросила челку с глаз и волосы с плеча. — Рано или поздно я это забуду. Так что… не стоит беспокоиться.
Она посмотрела на Карла долгим ожидающим взглядом, надеясь, что он снова уйдет, как бы сделал на его месте Айкен. Но Карл не двинулся с места. Тогда Зоя встала сама и вышла в гостиную, а через нее — на балкон. Сунула в рот сигарету, но так и не прикурила. Не хотелось.
Глава двадцатая
Хорошо бы жить так долго и долго, любить и любить тебя,
Чтобы ты был бессмертен и ни в коем случае не опередил меня,
Не убежал — так я называю смерть.
Она такая нестрашная, но пусть она не приближается к тебе…
Юля Бужилова, Рената Литвинова — «Ты мне пишешь»
Карл нашел её с утра в той же комнате, где и оставил, — вместе с Айкеном. Зоя лежала рядом с ним, обвив холодную шею руками и склонив голову на бездыханную грудь. Она сама в первый миг показалась принцу мёртвой: он коснулся руки Зои, безжизненной и твёрдой, и не ощутил пульса. Девушка не дышала, сердце больше не билось, будто ему было не для кого делать это. Но мертва она не была.
Карл тронул её за плечо, и Зоя подняла голову. Спутавшиеся со сна волосы скользнули по лбу, щекам, тяжело опустились на плечи, пушась на концах. Глаза девушки были лишены выражения, в то же время обладая необыкновенной ясностью. В этот момент Зоя показалась Карлу удивительно, невыразимо красивой: он привык думать, что она дурна собой, а за ночь будто позабыл до основания ее внешность; теперь же, с утра, готовый увидеть перед собой уродину, он оказался сражён. Конечно, Зоя не похорошела,
