за ухо. – Чертовски сильно. И мне жаль, если я заставил тебя почувствовать, что это не так. Без тебя ничего не имеет значения.
– Не говори мне это только потому, что чувствуешь себя обязанным, – ее нижняя губа подрагивает.
– Я говорю это, потому что это правда. Знаю, мы договорились плыть по течению, но я хочу большего, Сер. Я хочу тебя. Всю тебя. Ярлык, будущее, все, что захочешь.
Слезы текут по ее щекам. Рыдая еще сильнее, чем раньше, она прячет лицо у меня на груди. Осознание, что она переживала подобные страдания в одиночку, убивает меня. Я крепче обнимаю Серафину, больше всего на свете желая все исправить и проклиная тот факт, что не в силах этого сделать.
– Ты все еще х-хочешь быть со мной? – она едва выговаривает слова между судорожными глотками воздуха. – Даже если я заболею или буду вынуждена лечь на операцию…
От ее последней фразы у меня мороз по коже. Не потому что не хочу иметь с этим дело, а потому что не переношу даже мысли о том, что с ней случится подобное. Черт. Почему жизнь так несправедлива?
– Несмотря ни на что. Я весь твой, Сер. Ради тебя я сделаю что угодно. Только скажи.
Все еще рыдающая, она прижимается ко мне, пока я борюсь с комком в горле. Как долго она боролась с этим одна?
– Это как-то связано с тем, что случилось на вечеринке у Роба? – тихо спрашиваю я. Так я узнаю хотя бы примерно.
– Да, – выдыхает Сера, вцепившись в мою футболку.
Черт. Получается, это продолжалось довольно долго.
– Больше тебе не нужно проходить через это в одиночку. Я с тобой.
– Хорошо, – икает Серафина.
Какое-то время я просто держу ее в объятиях, поглаживаю по спине в попытке успокоить. Меня ранит то, что я никак не могу облегчить ее страданий. Эта, зарождающаяся где-то внутри боль пробирает до самых костей.
Я жду, пока Серафина не выбьется из сил, а ее рыдания не начнут стихать.
– Ты ела? – спрашиваю я, поглаживая ее по волосам.
– Нет, – признается она. – Со вчерашнего дня.
Черт. Следовало спросить ее об этом раньше. Уже далеко за полдень, а это значит – ей давно пора что-то съесть.
Я наклоняюсь, чтобы взять с прикроватной тумбы телефон.
– Давай я что-нибудь закажу. Заодно отправлю сообщение Марку. Хочу его предупредить.
Серафина поднимает на меня взгляд, ее ресницы все еще мокры от слез.
– Предупредить?
– Да. Отправлю его на недельку в отпуск. Так у него будет достаточно времени, чтобы отдохнуть за городом.
– Что? – она выбирается из моих объятий и отодвигается. – Я не могу удерживать тебя целую неделю.
– Динь, – прижимаю я палец к ее губам. После того, что я узнал, тренировки беспокоят меня меньше всего. – Хоккей подождет. Сейчас нет ничего важнее тебя. Я освобожу расписание. Скажу тренеру, что не приду на завтрашнюю тренировку. Так смогу сходить с тобой на прием, если хочешь. Или просто остаться дома и подождать, когда ты вернешься. В любом случае я рядом и никуда не собираюсь.
* * *
Холодный душ и несколько пропущенных приемов пищи пробудили в Серафине зверский аппетит. Когда наш заказ доставляют, она съедает почти столько же, сколько и я. Учитывая, что сам я чертовски проголодался, это говорит о многом.
– Кстати… – поморщившись, она опускает почти доеденный сэндвич с курицей. – Чейз ничего не знает.
– Я уже догадался. Есть причина, почему ты скрываешь это от него?
Поскольку Серафина и Чейз довольно близки, меня удивляет, что она умолчала о чем-то настолько важном. Она слегка прикусывает губу, но тут же отпускает ее.
– Мужчины тоже могут быть носителями, но мама хотела выбрать правильное время, чтобы поговорить с ним об этом.
– Понимаю, – я беру еще немного картошки фри с середины стола, где мы составили все блюда, чтобы каждый мог выбрать, что захочет. Уже и так понятно, что на этой неделе я не собираюсь беспокоиться о сбалансированном питании. Как и ходить на занятия в колледж. – Можешь рассказать мне подробнее о мутации BRCA, Сер?
Конечно, при первой же возможности я собираюсь пуститься в исследование, но сейчас мне хочется, чтобы Сера в общих чертах и без прикрас рассказала о том, с чем мы имеем дело.
– Наличие гена BRCA1 говорит о повышенной вероятности того, что я заболею раком молочной железы и яичников, – она крепче сжимает стакан с холодным чаем.
От ее слов у меня замирает сердце.
– Существуют ли какие-то меры? Дополнительная проверка организма?
Таким образом я пытаюсь узнать, помогут ли ей дополнительные финансовые вложения. Я готов на что угодно.
– Эм, ну… – поджимает губы Серафина. – В возрасте от тридцати пяти до сорока лет врачи рекомендуют провести профилактическую операцию. Другими словами, мне нужно решить, когда именно они удалят мне яичники и отрежут грудь. Разве для такого существует подходящий возраст? – по мере того как она говорит, ее голос дрожит все больше, пока снова не срывается.
Мне ненавистна сама мысль о том, что она подвергнется чему-то настолько ужасному, даже если это необходимо.
– Мне жаль, Сер, – я откладываю еду и придвигаюсь ближе, чтобы прижать Серафину к себе. Она все еще в моей одежде. Обычно я нахожу это милым, но в этот раз от осознания, почему она так одета, мне становится грустно.
– Понятное дело, такое решение сказывается и на других вещах. Как, например, рождение детей. Мы никогда об этом не говорили. Ты вообще хочешь детей?
– Ага, – мысль о том, что когда-нибудь мы с ней станем семьей, вызывает у меня улыбку. – Очень хочу.
– Когда я была на осмотре, то спросила гинеколога о том, каковы мои шансы в случае, если тест окажется положительным. Она сказала, что мне лучше завести семью до тридцати. Ну знаешь, если возникнут какие-то проблемы с фертильностью и не получится забеременеть сразу же. Учитывая время, к которому следует решиться на операцию, если я начну задумываться о материнстве в тридцать, у меня не будет возможности разобраться с трудностями. Если, конечно, таковые возникнут.
Кажется, она переживает из-за того, что приходится объяснять мне это. Хотя я не уверен, почему. Учитывая обстоятельства, все это выглядит вполне логично.
– В этом есть смысл.
Серафина отодвигается, чтобы забрать последний кусочек сэндвича. Доев его, она отвечает:
– Мне уже третий десяток, Тай. Пусть я только начала его, но все же. Это так пугает. Еще несколько месяцев назад я даже не задумывалась об этом. Теперь же вынуждена заранее распланировать всю жизнь. Все развивается настолько быстро, что мой мозг не успевает переварить
