А ты получал мзду не от духов, и нет божества, перед которым ты лижешь землю. Ты подобен сыну и внуку раба, никогда не знавшему воли. Ты думаешь, что видишь путь, но это не так, это лишь знаки вокруг пути… Это лишь знаки, зажженные духами для рабов своих. Когда раб освобождается, помыслы и желания его остаются помыслами и желаниями раба. Могут ли желания раба быть светлыми? Когда эта женщина оставит твою душу чистой, когда ты станешь подобен черной жирной земле, готовой принять семя и подарить новый урожай во славу богов, тогда ты впадешь в великий ужас, ты увидишь, как можно соединить разорванное время… Чтобы время для богов и для смертных стало единым… Ты… Она…
Из горла Аниты толчками хлынула кровь, Инка тоненько завыла, точно заяц в капкане:
— Сделай что-нибудь, давай перевернем ее, она же захлебнется…
— Бесполезно, — сказал Юджин.
Я разогнул, наконец, руку, и неуклюжая голова карлицы повисла, качаясь на тонкой жилистой шее. Пульса не было. Инна хлопнулась на попу в мокрую траву, зажала подбородок кулачками и, уставившись в землю, принялась раскачиваться.
— Чтоб я провалился, если понимаю, что происходит, — «Борода» не отрывал взгляда от трупа. — Где вы подобрали такого монстра? Инка, зайка, чего ты ревешь? Мне кто-нибудь растолкует, откуда взялся этот гном?!
— Помолчи немножко, — попросил я. — Она была нашим проводником. Инна, куда нам идти дальше?
— Я пришла.
Она задумалась. Всё еще всхлипывала, сгорбившись.
Метрах в тридцати слева, высоко в ветвях, мелькнуло желтое. Я уже целился туда из «беретты», но оцелот успел спрятаться.
— Она не нападет, — сказала Инна. Я готов был держать пари, что, кроме меня, кошку никто не успел бы заметить. — Она ищет еду для своих детей. Мальчики… — она вдруг встрепенулась, вытерла остатки слез и заговорила крайне деловито:
— Герочка, их надо правильно похоронить обоих, обещай мне, пожалуйста, что ты позаботишься…
Я машинально кивнул, не вполне представляя, как правильно хоронить индейцев. Меня больше заботило, чтобы не полопались сосуды в мозге: пульсирующий обруч затянулся еще туже. Труп Пенчо мы так и бросили в кустах. Если его не закопать до вечера, то ночью всю работу за нас сделают звери.
— Я правильно понял? — не мог угомониться Роберт. — Этот обрубок проводил вам экскурсию по болотам? Инна, вы мескаля натрескались? Вы слышали, какую чушь она несла?
— А по-моему, она выражалась достаточно внятно, — Ковальский массировал затылок, похоже, его мучили такие же тянущие боли.
— Внятно?! Она призывала кого-нибудь зарезать…
— Вот что, ребята, — сказал я. — Давайте разберемся, что мы тут делаем. Причем очень быстро. Если речь идет о могильнике, набитом драгметаллами, то я в эти игры не играю. Инна, я тебя двадцать раз спрашивал…
— Да, Герочка, там есть много чего… И ты заслужил свою долю, — она смотрела на меня сквозь слезы удивительно пристально и строго.
— Нет! — быстро перебил Ковальский. — Зачем ты его обманываешь?
— Он имеет право взять то, что хочет. Так сказал Пенчо.
— Откуда ты знаешь, чего я хочу? Вы с дедом всё решили за меня? — Кажется, из-за головной боли я переставал себя контролировать.
— А ты-то уверен, что знаешь, зачем пришел? — переключилась вдруг Инна на Юджина.
— Мы должны были прийти с тобой не сюда, — плачуще произнес он. — Еще не поздно поехать со мной и всё изучить, прежде чем…
— Прежде чем «что»? — она вытерла слезы и схватила вялую ладонь Роберта. — Вот он лучше вас обоих! Герочка, у тебя на тропе кончились знаки, и ты потерялся, да? Некому тебе крикнуть: «К ноге!», да?
— Прекрати…
— Идите за мной, я покажу, — Инна тронулась с места, не оглядываясь, легкими шагами преодолела неглубокий овраг, по дну которого еще катился мутный поток, и остановилась. — Теперь возьмитесь за руки!
— Зачем это? Я и так не упаду!
— Сделай, как она просит! — Ковальский умоляюще сложил на груди руки.
Мы по инерции затрусили следом, точно начинающие альпинисты в связке. Глупее ничего не придумаешь, осталось только в салочки сыграть. Наверное, из-за того, что я был тогда взвинчен до предела, ничего и не заметил…
Впереди лес расступался. Такое ощущение, словно мы попали на широкую просеку, но не прямую, а плавно изгибающуюся слева и справа. Диаметр этой окружности я оценил бы в полкилометра. А сразу за просекой, в центре круга, поднималась настолько густая чащоба, что у меня заныли мозоли на ладонях. Хвататься за нож не возникало ни малейшего желания, но Инна, судя по всему, в обход брести не собиралась.
— Куда мы идем, зайка? — словно эхо, повторял Кон.
Мне очень не понравились его интонации. Он стал похож на ребенка — не то капризного, не то умственно отсталого. Он словно уверил себя в нереальности происходящего, словно подозревал окружающих в розыгрыше и ждал, когда мы засмеемся и позволим ему проснуться. От меня не укрылось, что и Юджин посматривал на своего дружка с тревогой, а когда встретился со мной глазами, предостерегающе приподнял брови. Если дальше будет продолжаться в том же духе, рядом с Робертом может стать опасно. Я встречал людей в подобных заварухах. Порой легче опрокинуться в безумие, чем поверить собственному страху. Впрочем, я и сам был не лучше. Если бы не постоянный гул в черепе, я бы на последнюю авантюру не поддался.
— Я пришла, — Инна словно отгораживалась от нас этим «я». — Подойдите ближе.
Звуки доносились, будто сквозь подушку. И как назло, в карманах не завалялось ни одной таблетки. Чего только не перепробовал: и точки активные прижимал, и гимнастику на ходу делал — легче не становилось. Юджин повязал лоб огрызком мокрой майки.
— Мы здесь год назад проезжали, — вдруг сказал он. — Да, точно проезжали, только ехали с другой стороны, от озера. Теперь я вспомнил…
— Что вы здесь искали?
— То самое, что планирую найти сегодня.
— Ты почти нашел, Женечка, — сказала Инна. — Смотри на меня.
Она отступала спиной к кустам. Я следил за ней, не отрываясь, но не заметил, когда она исчезла. Только что мелькнули плечо, коленка — а теперь как растворилась. Вот ненормальная, играться вздумала! Я присел на корточки. Ни ямы, ни траншеи, ровная подсыхающая почва, причудливые раскидистые пластины агав.
— Вот оно что… — неопределенно протянул Юджин.
Он обогнул ближайший куст и никуда не пропал, затем отошел дальше.
— Инна! — позвал он. — Не валяй дурака, возвращайся!
Девушка не откликалась. Я крутанулся, нюхая воздух. Здесь было очень тихо, чересчур тихо. Такое ощущение, что не только пернатые, но и насекомые не стремились больше нас преследовать. Тысячи колибри, наполнявших до этого воздух жужжанием крошечных крыльев, куда-то пропали. Возможно, у них тоже болела голова рядом с полянкой. Роберт чертыхнулся и, следуя примеру Ковальского, стал обшаривать кустики. Я не шевелился. Начавшаяся игра в прятки не отвечала моим вкусам. Самое поганое перестать контролировать обстановку. Это случилось в Берлине, когда меня затянули в перестрелку, и вот, настигло теперь. Где-то сзади шли мои ребята. Наверное, стоило вернуться. Это было самое идиотское задание за все годы в команде, задание без внятной цели и внятного итога. Я хотел вернуться, но не мог заставить себя отступить.
