в убийстве бессознательной жертвы, — насмехаюсь я. — У них такое выражение глаз в тот момент, когда они понимают, что собираются умереть, это просто… замечательно. Ни с чем другим не сравнится, и у всех взгляд тоже разный, — моя грудь вздымается, когда я понимаю, как приятно делиться с кем-то такими вещами.
Мои убийства — это всегда личное дело, и по понятным причинам это ужасный разговор на свиданиях. Я провожу дни, сосредоточившись на том, как не попасться, так что есть определенная радость в признании этих вещей, даже если сумасшедшей девушке.
Харлоу смотрит на меня с диким выражением в глазах, потом на мои руки, сцепленные на коленях.
— После того, как мы выяснили, что ты и есть Убийца из Джун-Харбор, я задумалась, не упустила ли чего-нибудь. И знаешь, что вспомнила?
— Просвети меня.
— Ты ударил кулаком по этому столу, — она также ударяет по металлу, звук холодный и звонкий. — И мне показалось, что я заметила синяки на твоих костяшках. Но это были не синяки, да? Это были чернила от фальшивой татуировки, не так ли?
— Эту татуировку было трудно смыть.
Она кивает, как будто ей все понятно, и садится обратно.
— Думаешь, этого достаточно?
— Достаточно чего? Убийств? — идея смехотворна, но даже сейчас зуд горит в моей крови.
— Достаточно признаний? — она садится прямее, ошеломленный, дикий взгляд ее глаз исчезает, и на его место приходит острота. Она тянется под стол и достает записывающее устройство. Мои легкие перестают работать, когда я понимаю, что все, что сказанное, на самом деле является признанием.
— Ага, сойдет, — говорит Куинси, входя в комнату и беря в руки устройство с самодовольной улыбкой на лице. Я вскакиваю со своего места.
— Удали это. Удали быстро. Как твой начальник, я приказываю тебе уничтожить эту запись, — твержу я, мой худший кошмар оживает.
— Извини, парень. Я тебе не подчиняюсь, — он пожимает плечами и достает из кармана единственную вещь, которая меня уничтожит.
— Он подчиняется своей королеве, — Харлоу грациозно встает. — И эта королева придет за твоей башкой.
ЭПИЛОГ
Кэш
Я чувствую себя непослушным женихом, украдкой проводящим мгновения со своей невестой перед походом к алтарю. Но я провел последний месяц, не имея возможности прикоснуться к своей женщине, и теперь мне трудно оторвать от нее руки хотя бы на секунду. Я только вчера вернулся домой, так что подавайте на меня в суд.
— Кэш, нас все ждут, — смеясь, говорит она, пока я задираю платье. Это то великолепное черное платье, которое она надела на наше первое и единственное настоящее свидание. Чего она ожидала, надевая его? Я провожу двумя пальцами по поясу ее трусиков, и она выгибается назад, упираясь ладонями в столешницу на кухне «Логова».
Я провожу пальцами по ее щели, и она стонет.
— Не говоря уже о том, что мы, вероятно, нарушаем дюжину санитарных норм.
— Все в порядке, я знаю владельца, — я смеюсь и погружаю пальцы в ее тугую, влажную киску. — Блять, как же я соскучился по этой сладкой пизде. Всегда, блять, мокрая для меня.
Я медленно ввожу и вывожу их, упираясь в ее внутреннюю стенку.
— О, боже, — она такая чувствительная, что я уже заставил ее кончить три раза за сегодня. Но мы все знаем, что я эгоистичный ублюдок, и хочу большего.
— Трахни меня, папочка, — лепечет она, и я спешно расстегиваю ремень, желая ворваться в нее до упора.
— Готова снова взять меня, детка? Готова взять каждый дюйм, как маленькая грязная шлюшка? — мой член уже твердый, он жаждет снова оказаться внутри нее.
— М-м-м, — стонет она, потирая свой клитор. — Трахни меня, Кэш. Трахни меня сильно, пожалуйста. Мне это нужно. Ты мне нужен.
Я рычу и вхожу в ее жаждущую киску.
— Конечно, нужно, такая отчаянная маленькая шлюшка, — ее костяшки пальцев бьются о стойку, когда я наполовину выхожу из нее, а затем снова вхожу.
Она падает вперед, выгибается и снова упирается задницей в мои бедра. Это напоминает о том, как я сказал, что взял бы ее в первую ночь нашей встречи на этой самой кухне. Я наматываю ее волосы на кулак и откидываю голову назад. Мои губы касаются ее горячей щеки.
— Борись со мной.
— Что?
— Борись со мной, детка. Борись со мной, как ты бы боролась в первую встречу, — ее брови хмурятся, но затем я вижу момент, когда она понимает меня, потому что в ее глазах появляется огненный, дьявольский блеск.
Внезапно она снова прижимается ко мне, извиваясь, когда я заключаю ее в объятия и трахаю сильнее.
— Это все, что ты можешь сделать, куишле? Ты только сильнее скачешь, — дразню я, и она стонет, хватаясь за меня.
Я беру ее запястья в свою руку и крепко стягиваю их за спиной, а затем опускаю голову обратно на стойку. Она неподвижна подо мной.
— Ты выглядишь великолепно с любого ракурса, но этот мой любимый.
Она возмущенно пыхтит и пытается бороться с моим захватом. Румянец на ее щеках от возбуждения и напряжения так чертовски эротичен, что напряжение в моем паху удваивается, поэтому я вхожу в нее резкими, короткими толчками.
— О боже, ох блять, — кричит она, и я отпускаю ее запястья, чтобы закрыть ей рот. Все могут знать, чем мы здесь занимаемся, но пусть лучше не слышат. Эти красивые звуки предназначены только для моих ушей.
Она кусает мой палец, и я стону от боли, но держу руку на ее рту, заглушая ее крики удовольствия. Мой оргазм нарастает, яйца напрягаются.
— Так охуенно, так хорошо, детка. Принимаешь папочку. Будь хорошей девочкой и кончи. Кончи со мной, куишле.
Она просовывает руку между своих пухлых бедер и ласкает себя. Ее стоны — это теплые струйки воздуха против моей руки, и мне это нравится, нравится оказывать на нее такое воздействие. Дразнить ее до состояния хаоса.
Я задираю платье выше ее попы и сильно шлепаю по голой коже. Она подается вперед, но тут же снова отталкивается. Шлепаю, чередуя ягодицы, все сильнее и сильнее, пока ее киска не начинает сжиматься и пульсировать вокруг меня.
— Ну, давай. Дай мне, дай мне… — ее оргазм достигает пика и овладевает моим членом, вытягивая собственную разрядку со злобной силой. — Блять, блять… — ее вагина продолжает сжимать мой член, и я наполняю ее с ревом.
Убираю руку от ее рта, упираясь о стойку.
— Блять, детка, — я задыхаюсь. Она так же задыхается, струйка пота стекает по ее шее.
Мы медленно встаем вместе, она
