доме… — почти беззвучно выдыхает, — она внутри!
Третий охранник успевает предупредить своих, что на территории гость, и бежит к дому. Ворота открываются, и я слышу топот ног и истошное:
— Руки, сволочь! Подними или стреляю!
Но не ждут ни они, ни я. Никаких «или», команда «охранять хозяина» была дана четкая, и первая пуля проходит мимо, а две других врезаются в типа, которого я вздергиваю за шею, используя, как щит.
Этим парням недостает металла в яйцах и мозгов, иначе бы они не вылезли на открытое место, не зная, с кем им предстоит встретиться. Они оказались готовы убивать, но вряд ли умирать самим. И тело их собрата все еще дергается в моей руке, когда я преподаю им самый важный в их жизни урок.
Вскинув руку, стреляю в ответ, и через пару секунд тишины вскакиваю на ноги.
Забежавший в дом охранник успел запереть входную дверь, но и так ясно, что меня здесь не ждут. Ударив в дверь ногой, я стреляю в замок, заклинив его для того, чтобы помешать ублюдкам выйти.
Я все равно войду в дом, и никто не сможет этому помешать.
В нескольких метрах от стены дома растет тяжелая живая изгородь и брошен садовый инструмент. Обернувшись, я выламываю из земли кусок металлической трубы, служащий изгороди опорой, и возвращаюсь назад.
Богатое гнездышко свил себе Вормиев, все в стиле английской аристократии. Красный кирпич, высокие белые окна. Все из лучших пород дерева, никакого пластика — эта гнида до сегодня мнил себя достаточно защищенной хитрой тварью. Что ж, придется его разочаровать. Я начинаю бить эти окна одно за другим, чтобы было неясно, через которое войду, до тех пор, пока не перестают сыпаться осколки.
В наружный откос окна ударяет пуля… а следом еще одна, выбивая ямы в штукатурке. Сыпется ряд выстрелов по сломанным глазницам… Похоже, у охранника, скрывшего в доме, сдают нервы — тот, у кого они стальные, не станет палить без счета. Я стреляю в ответ (что-то снова бьется), забрасываю в разбитый проем кусок трубы и, вернувшись, запрыгиваю в крайнее окно — отмечая мыслью, что у типа остались два патрона. Оказавшись внутри дома, пригибаюсь и кувыркаюсь вбок через плечо, уходя от прицельного огня. Вскочив на ноги, перепрыгиваю через какую-то мебель и достаю охранника рукой.
Я всегда был сильным и быстрым, но сейчас расстояния и время и вовсе стираются, превращая меня в машину. Драки не случается, я просто двумя короткими ударами вышибаю из охранника дух и ломаю ногой руку с пистолетом. Обернувшись в сторону лестницы, цежу сквозь зубы, увидев на ней фигуру::
— Савицкий, с-сука… И ты здесь. — Эту белобрысую рожу я бы узнал, где угодно.
— Давно не виделись, Ярый, — слышу в ответ. — И я.
— Не очень. Со смерти Кирилла… Ты так и не сказал мне, какого хрена вы оба оказались тогда в моей раздевалке.
Я не спрашиваю его, где Марина. Он и сам знает, что я найду жену, раз пришел. Когда-то мы вместе начинали выступать в подпольных боях, пока он не начал баловаться коксом и срываться в приступы неконтролируемой агрессии. Потом он бросал, таская за собой подругу и подкладывая ее под новых покровителей. Возвращался в ринг, но после первой же победы и денег все начиналось снова.
Он надолго исчез. Как оказалось, чтобы появиться в доме Вормиева.
— Моя Ритка мертва, а все из-за твоей несговорчивой суки! — бросает он с серым, опавшим лицом. — Спроси меня, зачем я здесь?
Савицкий спускается с лестницы, и мы медленно приближаемся друг к другу.
— Чтобы я тебя убил.
— Не сразу. Сначала я дам время Бугору трахнуть твою брюхатую женушку. Может, ты даже услышишь, как она стонет. Я здесь, чтобы ты не успел им помешать.
***
Голос Савицкого глохнет, и последнее я уже не слышу, потому что ярость застилает глаза и толкает меня вперед.
Мы схватываемся в мгновение, схлестнувшись в драке, и сила ударов крушит все вокруг.
Он здесь, чтобы сдохнуть и больше никогда не трепать мою жену своим паскудным языком. В моих натянутых венах течет лава, и я не чувствую в кулаках боли, когда, обрушив Савицкого на пол, придавливаю его грудь коленом и бью по роже, пока не вылетают зубы и лопается кожа.
— Сука… — сплевываю на него сверху, поднимаясь на ноги. — Ты больше никому и ничего не дашь!
Где-то на втором этаже в доме раздается выстрел и сразу же за ним слышится чей-то истошный крик. Обернувшись, я срываюсь с места и взбегаю по лестнице.
От нее коридор уходит в две стороны, но я сразу же замечаю распахнутую дверь кабинета, в котором кто-то продолжает вопить.
У порога лежит труп темноволосой женщины — ее кровь залила пол и часть ковра, глаза безжизненно смотрят в потолок, а руки откинуты над головой. Ритка. Я узнаю ее, но не задерживаю взгляд. Достав из-за пояса пистолет, поднимаю его в руке и аккуратно приближаюсь к проему.
Тот, кто стрелял, должен быть внутри кабинета, и находи́ться в напряжении не меньшем, чем я сам. Мысль о том, что пострадала Марина — невыносима, и долго играть в прятки не выйдет. Взмахнув пистолетом у проема и не услышав в ответ выстрел, я наступаю между рук мертвой подруги Савицкого и врываюсь в кабинет.
Вопит незнакомый тощий мужик, прижавшись плечами к стене и распахнув глаза за стеклами очков. Еще один тип — невысокий и полный, держится рукой за кресло, а другой закрывает кулаком рот. Он согнулся и явно борется с тошнотой, оказавшись за три метра от стола, на котором все еще разбросаны какие-то бумаги. Часть из них слетела на пол, а часть залита кровью. Чьей, я понимаю, повернув голову и увидев хозяина дома, расположившегося за столом в центре своего кабинета.
Вормиев еще жив. Выстрел попал ему в горло и разорвал артерии, но он живет последние секунды, и эти секунды уходят вместе с кровью, которая бьет фонтаном сквозь его пальцы, прижатые в паническом отчаянии к шее.
Он разжимает рот, пытаясь что-то сказать — я вижу ужас и панику в его глазах. А может, просьбу? Пистолет в моей руке направлен на него, и я способен прервать эти секунды, которые в момент смерти длятся вечность, одним выстрелом. Но вместо этого бросаю сквозь зубы:
— О нет, паскуда. Наслаждайся тем, что заслужил!
В кабинете нет Марины
