понимал, зачем они нужны. А у моих сторонников сил было немного. У кого я нашел поддержку? У части интеллигенции, которая увидела в прогрессе уникальную возможность серьезного социального лифта. У рабочих, которым удалось улучшить условия работы. При этом у большинства промышленников и банкиров моё правление вызывало серьезное сопротивление. Армия была за меня. Флот? В принципе, тоже, хотя его вынужденное сокращение и мое увлечение москитными силами многих мореманов раздражало. В общем, флот фифти/фифти. Часть еврейской общины и староверов — это мой плюс. А вот католики, особенно польские, серьезный минус. Враги. Церковь? Очень неоднозначно. Дворянство? Частично друзья, больше враги. Аристократия — против меня, пусть не полностью, но, тем не менее… Купечество? Очень много недовольных монополией государства на торговлю зерном, золотодобычу. Крестьянство? Самая большая моя боль… Почему-то их мои реформы вообще не затронули. Этот, самый большой слой населения не хотел перемен! Максимум — получить больше земли! Новые инструменты? Сохой справляемся. Зачем нам дорогой плуг? Агрономы? Деды так делали, нечему нас учить! И вот эту инерцию пока что не удалось разорвать. Переселение шло медленно. Очень медленно. Во-первых, не хотелось человеческих жертв из-за непродуманности программы, воровства и чиновничьего произвола. Люди, отправляющиеся за тридевять земель очень уязвимы. И мы брали излишки человеческие только из регионов, в которых гулял царь-Голод.
Ранним утром я приехал в зимний Санкт-Петербург. Город встретил меня метелью. Небо было свинцовым, тяжелым, громоздкие тучи величественно ходили почти над головами. На площади перед собором собралась толпа обывателей и почти весь петербургский бомонд. Конечно, многие переехали в Москву, но значительная часть знати не собиралась покидать облюбованные места. Инерция мышления? Не знаю. Впрочем, сейчас меня интересовало совершенно другое: я хотел сразу после ехать в Менделеевский комитет, чтобы как-то подтолкнуть развитие радиотехники. Что-там у Попова шло не всё так гладко, как хотелось. Искровый передатчик уже был, работал, приоритет был запатентован и объявлен всему миру. Но дальность и устойчивость связи пока что оставляла желать лучшего. Как сегодня все-таки душно! Наверное, перепад атмосферного давления, будет метель… Службу ведет митрополит Новгородский, Санкт-Петербургский и Финляндский Исидор, старичок, которому почти девяносто лет исполнилось, здоровьем он слаб, но эту службу посчитал невозможным отказаться вести. При всем при том, ясного ума человек, один из немногих, кто отнесся к реформам в церковной области с пониманием. Молитвы возносятся к небесам, которые смотрят на неразумных людишек грозным оком. Неужели все эти действа столь неугодны Господу?
* * *
Кронштадт.
13 февраля 1888 года.
Около Александровского собора толпился народ. Поутру произошло необычное явление: настоятель собора, отец Иоанн, называемый в народе Иоанн Кронштадский, босой, в одной только рясе стоял на коленях на площади и молился. Лицо его было возбуждено, из глаз текли слезы. Он смотрел в небо и истово произносил слова молитв, одно за другим, крестясь и отбивая земные поклоны. Это продолжалось уже около часу. За это время у места моления собралась довольно приличная толпа: не только обыватели, но и моряки, да и морские офицеры были в немаленькой уже толпе, наблюдающей за сим необычным человеком, которого при жизни многие считали за святого. Внезапно священник вскочил, поднял руки к небесам, в его глазах появилась решимость, и он громко закричал:
— Люди! Беда! Государю грозит опасность! Станьте людно и оружно рядом с ним! Не допустите до власти Антихриста! Ибо последние дни наступают! Убьют враги Михаила, Русь падет! Не простит Боженька нам такого греха! Спасите государя!
После этих слов Иоанн упал на землю, потеряв сознание. Люди крестились. К настоятелю подбежали служки соборные, подняли его и отнесли в храм. Внезапно с колокольни ударили в набат. От этого звона люди очнулись. Лейтенант Абаза, служивший на яхте «Стрельна». Внезапно как очнулся от сна и проорал:
— Моряки, кто верен присяге, за мной!
Через какой-то час от Кронштадта к столице несся небольшой флот — три яхты, две миноноски, более десятка катеров, на которых находились кое-как вооруженные матросы. Капитан второго ранга Бирилев, командовавший батальоном морской пехоты поднял его в ружье. К государю Михаилу Николаевичу шла помощь. Но не все оказалось так гладко: команды крейсеров не разводили пары, а контр-адмирал Навахович запретил выход гвардейского экипажа, который остался в крепости.
Санкт-Петербург. Ново-Михайловский дворец.
13 февраля 1888 года.
ЕИВ Михаил Николаевич
Всё началось, когда служба уже подходила к концу. Внезапно прозвучали несколько взрывов. Причем, мне показалось, что они произошли в разных частях города, толпа переполошилась. Но на самой площади, оцепленной полицией и жандармами было спокойно. Да и филеры в толпе не бездействовали, тут мне ничего не угрожало. Ко мне подошел Черевин, все еще отвечающий за охрану первых лиц государства. Пётр Александрович много пил. Это правда, но при этом оставался на посту и всегда был бодр и в курсе дел. Заменить его пока что было некем.
— Михаил Николаевич! Неизвестно, что происходит в городе. Скорее всего, атака террористов. Думаю, вам будет безопаснее всего во дворце. Там охрана надежна.
— Хорошо, Пётр Александрович! Держите меня в курсе происходящего. — произнёс я и отправился с охраной в Ново-Михайловский дворец.
Во дворце меня встретил Георгий. Он находился на лечении из-за травмы, полученной во время маневров. Стоял вопрос о том, что ему придется уйти из кавалерии, где он служил командиром артиллерийской батареи в Лейб-гвардии Уланском полку. Сын был встревожен, но тоже ничего не знал, что за взрывы и где это произошло. Вскоре во дворец прискакал Миш-Миш, мой второй сын, Михаил вместе с несколькими сослуживцами из Лейб-гвардии Егерского полка. Он принёс мне новости о том, что гвардия взбунтовалась. В частях читают манифест императрицы Екатерины III, точнее, Долгоруковой, которая призывала выполнить завещание императора Александра Павловича и восстановить на престоле ее и цесаревича Георгия. К Манифесту прилагалась выписка из решения синода о разводе Александра Павловича и Марии Александровны, а также свидетельство о венчании императора Александра и княгини Екатерины Михайловны Долгоруковой. Я оказался в ловушке! Чёрт подери! Мой дворец слишком близко расположен от казарм Преображенского полка! И за кого будут преображенцы? Станут они защитным барьером или пойдут на штурм? Вот в чем вопрос! Через полчаса ответ стал ясен: патрули преображенцев брали в кольцо мой дворец. Настроены они были решительно и против меня: гвардия была до сих пор самой привилегированной частью армии. Я их ущемил, перенос столицы в Москву тоже нанес удар по гвардии, оставшейся в Санкт-Петербурге, многих льгот гвардейцы утратили по моей вине. В общем, гвардия решилась на очередной переворот, воспользовавшись моментом. Жалею
