Эрландию вместе. Гесс Северин рассказывал, что в его стране женщины, владеющие магией, приравнены в правах к мужчинам, что сам титул гессов произошел от старого слова «магесса», означающего «наделенная магией». Мне хотелось верить, что на чужих берегах меня и моего ребенка, какого бы он ни был пола, ждет лучшая участь.
Поэтому я взяла двух служанок, молодого куна, чтобы охранял тебя, когда ты родишься, и тайком от отца погрузилась вместе с Ральфом на корабль, идущий в Эрландию.
Я пожалела о своем решении в тот же день. Море не любит иланкийцев. Видимо, за то, что когда-то наш праотец Ланк отвоевал у него кусок суши и назвал своим именем. Жестокая морская болезнь всегда была бичом нашего народа, она не щадила даже крепких мужчин (именно поэтому у нас не было флота), что уж говорить о беременной женщине.
Не знаю, добрались бы мы с тобой до берега, если бы на борту корабля не оказалась дочь капитана — Камилла. На тот момент ей было лет шестнадцать, и будто живой пример удивительного равенства, о котором рассказывал Ральф, она уже выполняла обязанности лекаря на судне. Именно эта девочка смогла поддержать не только мои силы, но и силы твоего отца до самого конца путешествия. Только благодаря ей мы остались живы.
Но как говорится, если боги даруют что-то одной рукой, будь уверен, в другой у них припрятан кинжал. Я не знаю, каким образом, но во время целительства Камилла обнаружила привязку, которую я наложила на твоего отца, и решила во что бы то ни стало ее разорвать. У меня не было сил ей помешать, я настолько ослабла, что не всегда могла управлять собственными служанками, где мне было бороться с молодой и сильной гессой, для которой корабль являлся родным домом.
При полном содействии своего отца, Барта Биргита (я называю это имя не без содрогания), Камилла изолировала Ральфа от меня, и последнюю неделю плавания мы провели порознь. К тому моменту, когда пришло время сходить на сушу, гесс Северин едва мог заставить себя смотреть в мою сторону. К каким бы методам ни прибегла целительница, ей удалось осуществить задуманное.
Я была сломлена (тяжелой поездкой, утратой власти, которая казалась незыблемой), но все же где-то внутри меня теплилась отчаянная надежда. Когда с людей снимают привязку, очень часто это выливается в приступы неконтролируемого гнева, в ненависть к подчинившему их волю.
Но твой отец был тих.
А я не переставала изводить себя вопросом: а вдруг те дни, что мы провели на Иланке, случились не только благодаря моему привороту? Вдруг и без всякой магии в моем милом гессе теплится настоящая любовь?
Поэтому я собрала все свое терпение и решила выждать.
Твой отец запер меня в своем замке и ни под каким предлогом не разрешал выходить наружу. Время шло, Ральф возвращал свои силы и здоровье, но почти не заходил ко мне в покои. Мой живот тем временем округлялся. И тогда я решила задать гессу Северину прямой вопрос, собирается ли он сделать меня своей женой, как обещал.
Он рассмеялся в ответ и заявил, что заберет ребенка, который принадлежит ему, а затем посадит меня на ближайший корабль до Иланки. В этот момент я увидела в его глазах то, чего так боялась, — ненависть.
Я могла сколько угодно горевать по твоему отцу, любить его или злиться, но единственное, чего нельзя было допустить, так это позволить ему отобрать тебя. Я совершила побег уже следующей ночью.
Мне не удалось уйти тихо, слуги подняли шум, и из-за этого погиб мой кун. Мой славный котенок Бон-Бон, он пытался защитить тебя еще до твоего рождения.
Прячась от каждой тени, я и две мои служанки за ночь пешком добрались до ближайшего города, дальше идти я уже не могла. С помощью магии нам удалось заставить одну из местных жительниц пустить нас в свой дом, но я понимала, что долго там оставаться нельзя. Ральф искал меня, и трем не знающим обычаев и дорог иланкийкам от него было не скрыться.
К сожалению, я не могла вернуться домой, это тоже означало бы рисковать твоей жизнью. Гнев моего отца, не терпящего предательства, особенно внутри семьи, мог быть ужаснее чем все то, что собирался сделать со мной гесс Северин и его слуги.
К тому же, как оказалось, у богов на меня имелись совсем иные планы. Уже через несколько часов в дверь дома, в котором мы прятались, постучали. На пороге стоял Барт Биргит — тот самый капитан корабля, доставивший меня в Эрландию, отец Камиллы. Нет, он не собирался возвращать меня к Ральфу, как я сначала подумала, цели этого человека были прямо противоположны.
Он предложил мне сделку: твою и мою безопасность в обмен на служение короне.
Я не горжусь тем, что согласилась, но другого выхода у меня не было. Мой мальчик, надеюсь, когда ты прочтешь последнюю часть письма, ты поймешь меня и не осудишь. Я сделала все, что могла, чтобы сохранить нам обоим жизнь.
Прежде каждому правителю Эрландии подчинялся так называемый Карательный Приказ — группа наемных убийц, убиравших нежелательных людей в стране и за ее пределами. Вот там-то и нашел применение моим талантам гесс Биргит. В государстве становилось все больше магов, а устранить боевого гесса — совсем не то же самое, что обычного человека.
Лир, я надеюсь, что ты уже достаточно взрослый, чтобы осознавать, что этот рассказ предназначен только для тебя. Передавать его кому-то даже на словах очень опасно, помни об этом и никогда не теряй бдительности.
С тех пор как меня и моих служанок переправили в Эрлборг, где ты и родился, моя жизнь стала королевской тайной. За последующие пару лет я и мои слуги выполнили десятки приказов короля. Иногда они шли друг за другом, иногда с перерывами в несколько месяцев, когда мне удавалось насладиться обычными материнскими радостями.
Мне неоднократно предлагали отдать тебя на воспитание, обеспечить тебе хорошую позицию в обществе. И хотя я понимала, что нельзя растить ребенка в домах и на квартирах Карательного Приказа, пока ты был совсем малышом, я отказывалась. Глупое сердце не желало расставаться с мечтой о семье.
Я вновь выжидала и вновь надеялась. Хотелось верить, что пройдет несколько лет, гнев твоего отца поуляжется, и он сможет спокойно взглянуть на своего сына и его мать. Я знала, что Ральф добрый человек, и старалась вспоминать его таким, какой он был на Иланке.
Когда тебе минуло два
