между нами или держать свои чувства в тайне от всего мира. Я так долго хотел украсть ее, и наконец мне это удалось.
Учитывая мои благотворительные труды, то, что я сделал с Поппи, было лицемерием. Полагаю, грань между добром и злом где-то размылась, пока я ждал её совершеннолетия. Если подумать, именно она сделала это со мной. Чем больше я ждал, тем больше терял рассудок.
Я знал, что Поппи может влюбиться в меня, если дать ей время. Она была уже на полпути к этому, и только ее преданность сдерживала ее. Бойфренд, возможно, не важнее сестры, но муж — да. Потому что я знал Поппи лучше, чем кто-либо другой. Я знал ее лучше, чем самого себя. Если я смогу удержать ее в своем пентхаусе, показать ей, что я единственный мужчина, способный любить ее, несмотря на то, что знаю обо всех ее злодеяниях, она поймёт.
Я лег боком на кровати, подперев голову рукой. Распустив ее волосы так, чтобы пряди веером рассыпались по черной подушке, я играл с волосами Поппи. Все время, пока она спала, я не мог отвести взгляд. Это был единственный раз, когда она выглядела невинной. Наблюдение за тем, как она занимается обыденными делами, такими как сон или еда, возбуждало меня так, как я и представить себе не мог.
В течение нескольких лет я дрочил на нее так часто, что сперма, которую я пролил, могла заполнить не только мой открытый бассейн, но и бассейн моих соседей. Тем не менее, я сохранял дистанцию. Если бы я охотился на нее, когда она была потерянной девочкой, скорбящей по своему умершему отцу, это бы ее доконало. Мне пришлось ждать, пока она не достигнет приемлемого возраста. Ожидание понемногу убивало меня каждый день. После того как я прикоснулся к ней и увидел ее вблизи, я больше не мог держать дистанцию.
Я ждал этого момента годами. Дня, когда она наденет мое кольцо, и я наконец смогу прокричать в мегафон, что она моя.
Мои пальцы зависли над левой рукой Поппи. Свежие чернила мерцали в тусклом освещении. Это была татуировка с изображением ее обсидианового кольца, набитая на безымянном пальце. Я был шокирован, что она проспала весь процесс. Несомненно, это последствия наркотиков. Она будет в ярости из-за новой татуировки, но это было необходимо.
Первое, что сделает Поппи, заметив свое обручальное кольцо, — это снимет его и швырнет через всю комнату. Поэтому я скопировал узор и вытатуировал его на ее безымянном пальце. Даже если она снимет обручальное кольцо, она и минуты не проживет без того, чтобы все вокруг знали, что она принадлежит мне.
После последней татуировки, которую мы сделали вместе, я чуть не убил мастера, когда увидел, что тот проводит пальцем по ее коже дольше, чем необходимо. Я практически видел непристойные мысли на его лице и знал, о чем он думает. Я мог бы накинуть толстовку, а потом встретить его на парковке, чтобы нанести пару ударов.
После того случая я поклялся, что больше никто не сделает ей татуировку. Я брал уроки и мог наносить эскизы, такие как кольца и линии, отмеряющие годы (наших шеях их было четыре).
Однако я не мог набить тату на своем собственном пальце. Одним из телохранителей, прилетевших с нами в Вегас, был тату-мастером и сделал мне татуировку на безымянном пальце во время перелета домой после того, как я закончил с Поппи.
Вытянув левую руку, я изучил наши татуировки расположенные бок о бок, полускрытые под обручальными кольцами.
Горячий прилив собственничества захлестнул меня от этого вида. Я больше не мог себя контролировать и притянул ее ближе, чтобы поцеловать мягкие пухлые губы. Я намеревался поцеловать ее лишь раз, но когда уловил ее соблазнительный аромат, не смог остановиться. Она пахла невероятно. Запах Поппи менялся в зависимости от того, какими шампунями, гелями для душа и духами наполняла ее ванную Пия. Сегодня от неё пахло ванилью. Никогда раньше ваниль не казалась такой приятной. Я вдыхал этот аромат, словно это был кислород, необходимый мне для выживания.
Мой взгляд остановился на ее обнаженных грудях. Я стал поглаживать их, поглядывая на черное платье, валяющееся скомканной кучей на полу после того, как я раздел ее. Соски напряглись под моими нетерпеливыми пальцами.
Опустив руку, я провел по ее горячей оливковой коже. Тихие стоны пробились сквозь ее сон. Мой член зашевелился в ответ, и я прижался к ней своим стояком.
Мне следовало временно притормозить это безумие, пока она не привыкнет ко мне. Но я уже не мог остановиться, после того, как она наконец оказалась в моей постели. Мои пальцы скользнули под одеяло и оказались у нее между ног. Я взял в рот один из ее сосков, который умолял меня о внимании. Обвел его языком, покусывая и дразня, пока она не заерзала.
Эффект от наркотиков прошел, поэтому Поппи могла быть не такой сговорчивой, как прошлой ночью. Однако она наслаждалась тем, что я делал с ее телом. Я продолжал, пока очередной стон не сорвался с ее приоткрытых губ. Возможно, действие наркотиков и закончилось, но сон на мягкой кровати впервые за много лет не позволял ей проснуться.
Ее стоны продолжали вырываться наружу, пока я исследовал остальные части ее тела. Я упивался каждым сантиметром кожи, до которого мог дотянуться губами и руками. Прикосновения к ней таким образом, пока она не могла остановить меня, еще больше разжигали мое желание. Когда я добрался до ее киски, мои пальцы покрылись влагой. Ее губы распухли и блестели даже в бессознательном состоянии.
— Правильно, — пробормотал я. — Ты моя даже во сне.
Поппи застонала, и капля ее возбуждения коснулась моих губ. Нетерпение взяло верх, и мой язык высунулся наружу, пробуя каждый кусочек ее киски, как будто это было последней пищей на земле. Я толкался в нее языком и продолжал это делать, пока Поппи не закричала.
— Что, черт возьми, ты делаешь?
Часть меня понимала, что я должен остановиться, но остальная часть отказалась слушать и продолжила ее поглощать.
Глава 28
Поппи
Чья-то рука гладила мою грудь, проводя большим пальцем по соску. Тепло от прикосновения задержалось на коже, наэлектризовав каждый сантиметр моего тела. Волна мурашек пронеслась по мне, оседая прямо в центре. Это было слишком хорошо, чтобы быть эротическим сном, но и реальностью быть не могло.
Руки блуждали по внутренней стороне бедер, горячее дыхание коснулось моего лона. Язык скользнул по
