меня нет никого на свете красивее Ции.
— Уча! — рассердилась Ция.
— Я сказал, что думал, Ция.
— И мне казалось, что прекрасней моей невесты нет никого на свете. А теперь мне кажется, что каждая женщина красивее моей жены.
— Нельзя так говорить о своей жене, товарищ Лонгиноз, — вежливо упрекнула его Ция.
— Что-о-о?.. — Вдруг Лонгиноз покраснел от стыда. — Верно ты сказала, дочка. Я пошутил. Моя жена для меня и сейчас еще красавица. И люблю я ее ничуть не меньше, чем тогда, в первый день. — Ломджария поднялся. — Ну что, пошли! У меня для тебя настоящая светелка припасена, какая и положена царевне. Только вот не доводилось мне босых царевен встречать, — засмеялся он, помимо воли скосив глаза на стройные Циины ножки.
Комната оказалась действительно уютной. Два широких окна с пестрыми занавесками глядели во двор. У стен стояло две кровати с тумбочками, посередине комнаты — три стула, в углу — шкаф для одежды.
— Ну, чем не светелка! — воскликнул Лонгиноз, уловив восторг на лицах молодых.
— Да это просто царские покои, — не смогла скрыть радости Ция.
— Вот если бы и ты поселился тут, тогда был бы полный комплект. Жених и невеста — пара.
— Не за горами это время, дядя Лонгиноз. Уча обещал две нормы давать на своем экскаваторе.
— Ты смотри, как он, оказывается, под венец рвется! Молодцом, ничего не скажешь. Когда мы с женой поженились, у нас даже не было на чем спать. Ну и вкалывал же я тогда, девятерым за мной было не угнаться!
— За тобой и сейчас не угнаться, всю стройку на плечах держишь.
— Ну, сейчас совсем другое. Тогда я только на себя работал, а сейчас на нас смотрит вся страна.
— По коню и корм.
Похвала пришлась по душе Лонгинозу.
— Знаешь что, — обратился он к Уче. — Поехали ко мне домой. Ции, наверное, подойдут туфли моей дочери. Не ходить же ей в самом деле босиком.
Прибытие на стройку нового экскаватора стало настоящим праздником. Откуда только не стекался народ на новую трассу. Пришли начальники строек, прорабы, десятники, рабочие, трактористы, драгеры с Циви-Техурского, Абаша-Техурского, Ногела-Абашского, Ногела-Цхенисцкальского и Квалонского массивов. Собрались и крестьяне из окрестных сел.
На трассу прибыли Важа Джапаридзе, Коча Коршия, Серова, Васо Брегвадзе, работники управления.
Трибуной служил экскаватор «Комсомолец», который в полной готовности стоял на трассе.
Вокруг экскаватора толпился народ.
Митинг открыл Коча Коршия. Он стоял на гусенице экскаватора.
— Товарищи! Сегодня мы празднуем не просто получение нового экскаватора, но и само рождение первого отечественного, нашего, советского экскаватора, — начал Коча. — Мы все гордимся, что являемся свидетелями и участниками события огромной важности — экскаватор, созданный советскими конструкторами, выпущенный советским заводом, прибыл на нашу ударную стройку, чтобы принять достойное участие в ней. Отныне нам не придется покупать у иностранцев «пристманы», «коппели», «менике», «любеки». Эти машины сослужили нам службу и еще будут работать на нашей стройке. Но ведь покупка этих машин обходилась нам втридорога. И мы платили за них золотом, товарищи! Но настанет время, и наш «Комсомолец» тому порука, что те, у кого мы покупали экскаваторы, сами будут покупать их у нас. Именно так, дорогие товарищи!
Раздался гром аплодисментов.
Духовой оркестр заиграл марш.
Оркестром дирижировал Лонгиноз Ломджария, но дирижировал как-то странно — стоя спиной к оркестрантам. Он был необыкновенно возбужден и взволнован. Дирижерская палочка двигалась невпопад, но он не замечал этого. Это он привез «Комсомолец» на стройку и хотел, чтобы об этом знал весь честной народ. Потому и стоял спиной к оркестру, чтобы народ мог видеть — вот он, Лонгиноз Ломджария, добывший для стройки «Комсомолец», вот он, во всем блеске своего торжества. О, как он жаждал внимания, восторженных и благодарных взглядов собравшихся, ведь он заслужил это внимание, кто, как не он, добился того, что один из первых в стране «комсомольцев» будет трудиться на колхидской трассе. «Эх, такова горькая участь снабженца», — думал про себя Ломджария, но победная улыбка не сходила с его лица.
— Товарищи! Отныне на нашей стройке будут трудиться машины отечественного производства. Скоро у нас в избытке будут экскаваторы и бульдозеры, трактора и землечерпалки отечественных марок. Это во много раз ускорит темпы нашей стройки, — продолжал Коча Коршия.
Вновь грянули аплодисменты. Громче прежнего заиграл духовой оркестр Лонгиноза Ломджария. Гордость и жажда деятельности распирали начальника снабжения. Его уже не заботило, смотрят на него или нет. Мысли его были поглощены тем, что именно он, Лонгиноз, добыл для стройки эти самые бульдозеры, грейдеры и землечерпалки. Он, и никто другой.
Ближе всех к экскаватору был Антон Бачило. Справа от него стояла Цисана, слева — Ция. Радостная улыбка играла на их лицах.
— Руководство стройки доверило Антону Бачило, нашему лучшему драгеру, решить, кто сядет за рычаги первого советского экскаватора. Антон без раздумий назвал Учу Шамугия.
— Это и без долгих раздумий ясно! — крикнул кто-то из драгеров. — Молодец, Бачило!
— Антон знал, что говорил, — поддержали его другие.
— Кому, как не Уче, на «Комсомольце» работать.
— Выбор что надо.
— Чего уж там, верно решили.
Загалдели, загомонили драгеры, трактористы, шоферы.
Ция и Цисана переглянулись с Антоном.
Антон довольно улыбнулся. Еще бы! Во-первых, Уча «Комсомольца» получил, а во-вторых, наконец-то приехала к нему Цисана из Натанеби.
— Товарищ Бачило, просим передать экскаватор Уче Шамугия! — крикнул парторг Антону. — А куда сам именинник девался? Уча! — парторг не нашел в толпе Учу.
Шамугия стоял чуть в сторонке, за спинами товарищей.
— Принимай экскаватор, Уча.
Уча Шамугия и Антон Бачило сквозь толпу стали пробираться к экскаватору.
Лонгиноз Ломджария наконец повернулся к своим оркестрантам лицом и лихо взмахнул дирижерской палочкой.
Спрыгнул с гусеницы экскаватора парторг.
Шамугия и Бачило взобрались на экскаватор. Широко распахнув дверцу кабины, Антон крепко пожал руку Уче.
— Желаю удачи, друг! — и похлопал Учу по плечу.
Уча закрыл дверцу, взялся за рычаги и нажал на педали. Ковш плавно опустился книзу, зачерпнул землю, резво понес ее к дамбе и, широко раскрыв
