в дом?
Он выуживает из нагрудного кармана мокрой безрукавки ключ.
— Черный ход.
— Хм, да, верно… А почему вы тогда стали звонить в переднюю дверь?
— Потому что увидел твою машину на улице и не захотел пугать тебя, вваливаясь с заднего двора.
Мой надуманный сценарий прямо на глазах разваливается на части. Я хватаюсь за последнюю неясность:
— Но вы же говорили, что у вас нет денег!
— Нет, откуда им взяться-то. У тебя на кухне стоит банка с мелочью, я и позаимствовал оттуда десятку. Понадеялся, что ты не станешь возражать.
Ну конечно, парковочная банка. У меня вечно нет мелочи для паркоматов, и раз-два в неделю я щедро пополняю эту емкость.
— Ну, все теперь? — взрывается Клемент. — Закончила допрос?
Во что я только превратилась! Доверие мое подорвано до такой степени, что я автоматически предполагаю в людях худшее.
— Простите, Клемент, — блею я. — Вы этого не заслуживали.
— Разумеется, нет!
Какое-то время мы молчим. Тишину нарушает лишь стук о половицы капелек, срывающихся с мокрых волос Клемента.
— Вы все еще хотите пойти куда-нибудь поужинать? — опасливо осведомляюсь я.
— Еще как, черт побери! И, как мне представляется, ты задолжала мне ужин из трех блюд!
— Конечно-конечно, и еще несколько бокалов пива, — с облегчением подхватываю я. — И знаете, что я буду на десерт?
— И что же?
— Глотать свои выдуманные обиды. Двойную порцию.
35
В качестве компенсации за свой нервный срыв я предлагаю Клементу постирать и высушить его одежду.
В результате приходится снова копаться в шмотках Карла, и на этот раз моей добычей становятся эластичные ярко-красные треники. Бледно-розовая тенниска как будто единственное, что более-менее может подойти Клементу по размеру. Подборка цветов, конечно же, не из лучших.
— Поставлю режим быстрой стирки, — заверяю я Клемента, принимая от него ворох мокрой одежды. — Через час все будет готово.
— Спасибо, — отзывается он, хмуро осматривая себя в обновках. Собственный внешний вид в восторг его определенно не приводит. — Я выгляжу сущим придурком.
— Да уж, выходить из дома в таком наряде я бы не стала, но это все лучше, чем прохлаждаться в одних трусах.
— Кому лучше-то?
— Допустим, мне.
В ожидании завершения работы стиральной машины мы возвращаемся в гостиную.
— Клемент, не поговорить ли нам о «Холодном сердце»?
— А что такое?
— Довольно странный выбор. Из огромного количества фильмов, почему именно этот?
— Даже не знаю. Я просто тыкал на кнопки и увидел в списке самых популярных «Холодное сердце».
— И все же, мне и в голову не могло прийти, что он придется вам по вкусу.
— Ну, я ведь таких никогда и не видел. Вроде и мультик, но как будто и настоящий. Начал смотреть, да и затянуло.
— Поняла. Тогда надо как-нибудь посмотреть «Историю игрушек». Вам просто крышу снесет.
— Ну так поставь.
— Что? Да я пошутила, Клемент. Это же детский мультик!
— Маленьким я не так-то и много фильмов посмотрел, поэтому детские мне типа нравятся.
В его интонации сквозит легкая грусть, и я, не найдясь с ответом, улыбаюсь ему подобрее и отыскиваю «Историю игрушек».
На весь следующий час Клемент приклеивается к экрану и гогочет над выходками Вуди и Базза. Я же больше наблюдаю за ним, нежели за мультипликационным действом. Даже не верится, что именно этот человек столь жестоко отделал Черного и Синего. Хотя насчет него во многое верится с трудом.
Но вот с кухни доносится сигнал стиральной машины. У Клемента подобное вмешательство вызывает недовольство, и я спешу его успокоить:
— Да сидите смотрите. Я разберусь с вещами.
— Уверена?
— Конечно, я же знаю, чем там все закончится.
— Спасибо, пупсик.
Так что приходится оторваться от зрелища и идти на кухню. Сушилка в моей стиральной машине не из лучших, однако джинсовый костюм Клемента на ощупь вполне сухой. Складываю штаны, безрукавку и темно-синий свитер и отношу обратно в гостиную.
— Вот, пожалуйста.
— Пасиб.
— Пойду приму душ и переоденусь. Думаю, когда Базз достигнет бесконечности, уже буду готова.
Клемент встает и принимается стягивать с себя розовую тенниску. Я немедленно обращаюсь в бегство и взлетаю по лестнице в ванную.
Когда я вновь появляюсь в гостиной, освежившаяся и переодевшаяся в джинсы и туфли на каблуках, по экрану как раз бегут заключительные титры.
— Отпадная вещь!
— Рада, что вам понравилось. Тогда выходим?
Клемент с готовностью вскакивает и выключает телевизор.
— Ты довольно неплохо начистила перышки, — комментирует он мой внешний вид. — Для чувихи, которая совсем не носит платьев.
— Хм, спасибо, наверное.
— Так куда мы идем?
— Километра через полтора есть приличный паб, «Слизняк и латук» называется. Я бокалом ограничиваться не собираюсь, так что пройдемся пешочком. Дождь вроде утихает.
— Давай, веди.
Пока мы выходим из дома и идем по темным улицам, Клемент насвистывает «Теперь я твой друг» из «Истории игрушек».
— Перестаньте свистеть, пожалуйста.
Он упрямо продолжает еще несколько секунд, но затем все-таки занимает рот сигаретой.
— Ну так как, пупсик, придумала, куда спустить наличность, что выложит Пауэлл?
— Кое-какие идеи имеются. Дому нужен ремонт, а мне — отпуск.
— Отпуск?
— Да, отдохнуть где-нибудь.
Клемент глубоко затягивается и медленно выпускает дым, явно о чем-то задумавшись.
— А вот у меня никогда не было отпуска.
Уж не намек ли это, что он хочет составить мне компанию? Ну нет, это вряд ли. Деликатный подход — это не про него.
— Правда никогда?
— He-а. Разве что ненадолго ездил в Северный Уэльс, в Лландидно. Может, на отпуск и потянет.
— И как же вы оказались в Лландидно?
— Особого выбора у меня и не было. Когда началась война, большинство детей эвакуировали из Лондона.
И хотя за последние дни мы значительно сблизились, выслушивать бредовые россказни Клемента мне по-прежнему нелегко. По правде говоря, я бы предпочла, чтобы он вообще не заикался об этом своем воображаемом прошлом. Тогда я даже смогла бы притворяться, будто все совершенно нормально. Прямо как при романе с женатым мужчиной, когда приходится избегать определенных сторон его жизни, о которых лучше не задумываться. Только в случае с Клементом надо игнорировать не обманываемую жену, а его бредовые идеи.
— Хотя там было вполне неплохо, — не унимается Клемент. — Я жил в доме престарелой валлийской пары, Айвора и Меган Дейви. Хорошие люди.
Меня так и подмывает расспросить его, однако я сдерживаюсь. Нечего ему потакать. К сожалению, мое молчание отнюдь не останавливает поток его меланхолических воспоминаний.
— Мне тогда было шесть или семь, и до этого я еще ни разу не видел моря или пляжа. Мир словно бы вырос раз в десять.
— Что вы хотите сказать? — в конце
