просто некогда. Его же почти нет — пропадает целыми днями. Решает государственные дела, расхлебывает, что мы заварили, оправдывается перед сестрой…
— Госпожа консилиатор тоже здесь? — вздрогнул Гаспар.
— Угу. Пытаются вместе избежать международных и политических скандалов.
— Разве мы это заварили? — недоуменно спросил менталист.
— А кто? — хохотнула Аврора. — Это ведь я прыгнула на министра иностранных дел Империи и едва не изнасиловала его на людях, пока эта скотина не пристрелила меня.
— А ты хотела его изнасиловать?
Чародейка закатила глаза и страдальчески вздохнула полной грудью:
— Что не сделаешь ради спасения государства. Да и какая уже разница? Я все равно умерла, а мертвым нечего стыдиться.
Они немного помолчали. Чародейка утащила с края стола гребень и приводила в божеский вид волосы Гаспара, но никак не могла определиться с пробором. Менталист не сопротивлялся.
— Что с Месмером? — спросил он.
— А что с ним? — хмыкнула чародейка. — Живой. Сидит весь замотанный, с парой повязок на глазах и вот таким кляпом, что даже у меня рот так широко не раскроется. Папочка ждет экспертов, которые будут его колоть.
— Бывшего каэровца вряд ли расколешь.
— Бывших не бывает. Уверена, его коллеги найдут ключик к его сердечку.
— Жаль, — вздохнул Гаспар. — Я надеялся, что размозжил ему череп.
Аврора приложила палец к его небритому подбородку и настойчиво подняла голову, строго заглянула в глаза.
— Откуда такая кровожадность, мсье комиссар? — недовольно вопросила чародейка.
Гаспар отстранился, устроился на подушках и оттер рукавом байфанский знак, хотя больше размазал тушь по щеке.
— Из-за него кончилась моя старая жизнь, — проговорил он нехотя.
Аврора сложила руки на колени и терпеливо дождалась, когда тот продолжит. Гаспар нередко впадал в меланхоличные воспоминания, которые чародейка считала своим наказанием, но некоторых тем он не касался даже в приступах самой черной депрессии, которую не облегчал лауданум. Эта — была одной из таких.
— Пять лет назад, — сказал Гаспар, — в столичном Вайскирхе завелся демон, буквально потрошивший женщин — забирал их органы, а что не приглянулось — разбрасывал по улице, вешал гирляндами, раскладывал инсталляциями или лепил на стену причудливыми картинами…
— Гаспар! Фу! — брезгливо скривилась Аврора, покрутив у виска пальцем.
— Извини, — смутился менталист. — За три или четыре месяца он убил пять проституток и двух беднячек, которые… вели разнузданный образ жизни. Никому особого дела до них и не было бы, но, как говорят, на беду газета со статьей о демоне-потрошителе попалась на глаза самому кайзеру за утренним кофе, а у Его Величества в то утро случился внезапный приступ озабоченности судьбами своих подданных. Говорят, из-за этого приступа генерал-полицмейстер узнал смысл любимого выражения Эндерна. Полиция была поднята на уши, а затем отреагировала и Ложа, хотя уже тогда сразу было понятно, что никакой это не демон, а очередной психопат. Дело поручили мне и Ротерблицу, и мы приступили к расследованию, однако очень быстро нарыли кое-что, из-за чего нам осторожно намекнули одни уважаемые люди, что лучше бы свернуть поиски убийцы под благовидным предлогом. Но мы же — магистры Ложи, чего нам бояться простых смертных? Мы отказались, и нас отстранили в приказном порядке, пригрозив, что все кончится очень плохо, если мы не забудем. Ротерблиц благоразумно забыл, а я…
— А ты — как обычно, — усмехнулась Аврора.
— А я — как обычно, — повторил Гаспар. — Коротко говоря, я узнал то, чего явно не следовало, об одном государственном деятеле, его любимом сыне, о некромантии, переходящей в некрофилию, и современном искусстве.
— Господи, какой кошмар! — ахнула чародейка, прикрыв ладонью рот. — Я о современном искусстве, конечно.
— С этими доказательствами я по дурости своей пошел к… — Гаспар сделал неловкую паузу. Аврора переменилась в лице, сжала губы, сощурила глаза, догадываясь, о ком пойдет речь. Менталист догадался, что та догадалась, и договорил смелее: — К одной чародейке, которую считал, ну…
— Ты с ней спал, — озвучила она. — Сучка пичкала тебя чистой магией, а ты решил, что это любовь всей твоей жизни. Надеюсь, ты хоть не доигрался до болезненной зависимости от ее бесстыжей, бессовестной и безответственной… письки?
Гаспар стыдливо промолчал, виновато разведя руками. Аврора тяжко вздохнула и по-матерински расстроенно покачала головой.
— Я думал, — пробормотал он, уничтожая своей лапой все труды по приведению волос в божеский вид, — она заинтересована в том, чтобы выставить на всеобщее обозрение грязное белье наших политиков ради торжества справедливости и закона, а она…
— А она, — ехидно усмехнулась Аврора, — побежала с этим грязным бельем к политику, наверняка получила солидную благодарность, а затем…
— А затем мной заинтересовался «каэр», — вздохнул Гаспар. — За дело взялся магистр-дознаватель Эрвин Месмер и очень быстро доказал мою причастность к паре нераскрытых политических дел, которые потянули на девяносто восьмую статью Кодекса Ложи. Но незадолго до назначенной казни меня посетил один магистр. Он расспросил меня обо всем, я обо всем рассказал, а я в ночь перед казнью просто взял и умер. В заключении о смерти значилось, что у меня отказало сердце на нервной почве и вследствие болезненных и постыдных зависимостей, разлагающих моральный облик Комитета Следствия.
Авроре захотелось вставить давнюю шутку про то, как комитет нравственности Ложи борется с аморальным поведением, героически снюхивая срам и самоотверженно запивая его стыдом, но не стала.
— А потом ты воскрес, — сказала она вместо этого, — и стал погибшим сыном Имперского промышленника Гаспаром Франсуа Этьеном де Напье. Что же ты сделал первым делом? Наверно, отомстил всем тем, кто тебя подставил?
— Первым делом я внедрился в круг вольных артистов и несколько месяцев собирал через них компромат на влиятельного магистра Собрания Ложи, — возразил Гаспар. — А потом узнал, что сын того деятеля скончался от сифилиса. Любящий отец не смирился с потерей и пустил себе пулю в голову, а демон-потрошитель больше никогда не появлялся. Небось, вернулся в свое измерение на Той Стороне, — невесело усмехнулся менталист.
— А что с той чародейкой? — холодно и как бы между делом осведомилась Аврора, уделяя внимание своим туфлям, выглянувшим из-под юбки.
— Не знаю, — пожал плечами Гаспар, уделяя внимание противоположенной стене. — Я о ней больше ничего не слышал. Вроде бы спешно выехала за границу. Возможно, даже в Салиду.
Они снова провели несколько минут в молчании. За дверьми в одну из многочисленных спален дворца на Имперском проспекте кто-то бродил и чего-то настойчиво требовал — Аврора не разобрала.
— Этот твой… Райнхард… так и не объявился? — нарушил молчание Гаспар.
Чародейка раздраженно заворчала. Уже пару дней ее не покидало мерзкое, отвратительное и болезненное чувство, которое она если и испытывала когда-нибудь, то уже давным-давно позабыла.
— Не-а, — фыркнул она. — И не объявится. Зачем ему это?
— Ты сама говорила, что он привязан к своим вещам.
— Если бы они были ему нужны, он бы уже нашел способ их забрать.
— Может…
Аврора оперлась о кровать, повернула на Гаспара голову.
— Ты сам-то в это веришь? — усмехнулась она.
— Всякое бывает.
— Если бы его убили, нашли бы тело, а его нигде нет, — заметила Аврора. — Ну не растворяется же оно, чтобы следов не оставить! Нет, Гаспар, — упрямо помотала она головой, — он просто взял и сбежал, обведя нас вокруг пальца.
Чародейка молча поводила ногтем по зубьям гребня.
— Мы считали себя слишком умными… Я считала себя слишком умной! — зло воскликнула Аврора. — А он просто попользовался мной, дурой наивной. Я, как девка нецелованная, купилась на его сложную мину, тяжелый взгляд и милейшую детскую прямоту и непосредственность маньяка-психопата, а он оказался царем лжецов и королем обмана!
— Он не умеет врать, — сказал Гаспар.
— А он обвел нас вокруг пальца, ни разу не соврав, — рассмеялась Аврора.
— Хм, — задумался менталист. — Ложь порождает недоверие, а недоверие — плохой союзник, — тихо проговорил он.
Чародейка не обратила внимания.
— Я все думала и гадала, — продолжила она возбужденно, — почему Дьявол ночи, Анрийский призрак, шедший за своим Машиахом по трупам от самого Шамсита, вдруг оказался таким покладистым и сговорчивым. И меня осенило! Он понял, что сможет нас использовать. Может быть, еще на Лодочной улице, едва увидел нас.
— Ты перегибаешь.
— Да? — едко ухмыльнулась Аврора. — А почему он не убил нас? Неужели думаешь, что из милосердия? Нет, он сразу понял, кто мы, а убедившись в этом, решил использовать нас, прикинувшись послушным дурачком. Мы расшифровали для него письма Ратшафта. Мы отыскали для него ван Бледа, от которого он сразу же избавился, чтобы не мешал его планам. Мы взяли для него Вортрайха и договорились с Шестеркой. В конце
