было видно, что надолго его сил не хватит. Еремей же сошелся в невидимой, но ожесточенной магической схватке с владельцем замка. Оба выглядели уставшими, и Паша не решался определить, кто из них одерживает верх.
Ян лежал под собственным скакуном, Паша не мог понять, жив ли его верный друг, Иван же безучастно сидел на земле, будто погруженный в транс. Вероятно, это было проделкой колдуна из черной обители.
Пашу охватило отчаяние, порыв ненависти и бессильной ярости заставил его громко закричать. С этим, устрашающим своей неразборчивостью, боевым кличем, он ринулся в атаку. Щита у него не было, и меч он перехватил двумя руками. Со всего маху, позабыв обо всех наставлениях и правилах, он погрузил меч на ближайшего из противников. Пожалуй, это был самый сильный, самый яростный удар в его жизни, но вот цели этот удар так и не достиг. Противник, тот самый, что сбрасывал Пашу с коня, ловко увернулся от этой дикой атаки неистовствующего берсерка из будущего. Но все же отчаянная атака Паши не была безрезультатной, краснокожий захлебнулся собственной, черной вязкой кровью, и упал на колени. Отвлекшись на Павла, он позволил Белогору сделать выпад, который окончился прошитым насквозь брюхом. В отличие от защитников стен, эти шестеро практически не носили доспехов, вероятно, в этом и заключался секрет такого быстрого бега и повышенной ловкости. Хрипя, уродец упал на колени, Паша смотрел на него через пелену слез. Он плакал, плакал от бессилия вернуть все обратно, от невозможности что-либо изменить. Но со слезами куда-то уходил и страх, казалось, последние его остатки насквозь пропитывали соленые капли из глаз, которые уносили его наземь.
– На! – взревел Павел, изо всех сил размахнулся мечом и снес голову и без того поверженному противнику из преисподней.
Сейчас он начал понимать, что это за существа и с кем ему приходится сражаться. Каким бы он ни был скептиком, но оказавшись тут, ему пришлось признать существование и ангелов, и демонов, и богов, и, наверное, снежного человека.
Смерть напарника никак не отразилась на мужестве оставшегося в живых бойца. Птичья его голова никак не давала сосредоточиться на ведении боя, слишком уж непривычным был облик противника, к тому же он постоянно клекотал по-птичьи, и щелках большим желтым клювом. В руках, каждая из которых насчитывала всего по три когтистых пальца, он вертел две коротких сабли с утяжеленными на концах лезвиями. На ногах его было по два сустава, что не только придавало ему повышенную подвижность, но и позволяло совершать головокружительные прыжки. С помощью этих прыжков он пытался увести Белогора и Пашу от своего повелителя, который, в свою очередь был скован поединком с волхвом. Силы Белогора были на исходе, но, пожалуй, он бы смог некоторое время сдерживать пернатого воина, позволив Паше помочь волхву. Но птицеподобный враг был проворен и, вероятно, не так глуп.
В какой-то момент он сильно оттолкнулся от земли и расправил крылья за спиной. До этого момента они были плотно сложены и скорее напоминали горб. Полет был недолгим, размера крыльев явно было недостаточно, чтобы их обладатель мог свершать полноценные полеты, но эти крылья были в самый раз, чтобы пернатый стремительно спланировал за спины своих противников. Оттуда он ринулся в стремительную атаку. Белогор успел отразить удар, который предназначался ему и даже защитил замешкавшегося Павла. Уже через миг они вдвоем принялись нещадно бить по защите пернатого, надеясь пробить ее или же вымотать врага.
Паша едва ли успевал реагировать на контратаки пернатого, тот же, в свою очередь, старался в первую очередь бить именно Пашу, почувствовав слабину. Лезвие мелькнуло прямо перед Пашиными глазами, едва не распоров ему лицо, в этот самый момент сзади раздался громкий хлопок. Паша спиной, через кольчугу и плотную рубаху, почувствовал волну нестерпимого жара.
В желтых глазах с огромными черными зрачками крылатого воина отразилась короткая вспышка огня, которая охватила его хозяина. Из клюва вырвался душераздирающий крик, от которого заложило уши, казалось, крылатый впал в боевое безумие. Его мечи засверкали еще быстрее, обессилевший Белогор был отброшен могучим ударом двусуставной ноги. Паша лишь на миг остался наедине с противником, но этого мгновения хватило, чтобы Пашина хлипкая защита рухнула в один удар. Второй удар жгучей болью поразил его грудь, сабля прорубила кольчугу, а затем и плоть, войдя внутрь на несколько сантиметров.
Вспышка боли помутила сознание, стало тепло, а после и вовсе жарко. Паша упал на землю, еще в падении он почувствовал пролетающий рядом сгусток огня. Будто из неведомых далей в уши долетел пронзительный визг горящего крылатого воина.
«Наверно, мы победили…»: мелькнула мысль, но Паша уже не мог цепляться за них, стекленеющие глаза безмятежно смотрели в небо. Чистое, безоблачное небо, которое теперь казалось родным.
Стало страшно, но тело не повиновалось, его словно заклинило, будто оно начало растворяться и вся Пашина жизнь сгрудилась в голове, будто он стал маленькой точкой где-то возле еще не ослепших глаз.
«Так вот, как оно бывает»: он хотел сглотнуть слюну, но та была соленой, из уголка губ побежала робкая струйка крови, страх прошел. Прошли все чувства разом, будто их никогда и не было. Осталось лишь что-то отдаленно напоминавшее равнодушие. Перед глазами не осталось ничего, кроме синего неба, в котором будто по заказу, будто то самое желанное, что хотелось видеть перед смертью, возник лик Любавы. Он задержался там лишь на миг, резко сменившись другим женским лицом. Паша смутно понимал, отчего оно показалось знакомым, вспомнился клуб, накануне событий с загадочным перемещением в этот мир и странная встреча с девушкой, обладающей леденящим касанием. Казалось, будто и сейчас его руки вновь коснулся ее холод.
Он хотел моргнуть, чтобы прогнать наваждение. Медленно, будто засыпая, он закрыл глаза. Но глаза уже больше не раскрылись.
«Ты еще вернешься»: голос прозвучал эхом, угаснув вместе с сознанием.
