— Может у неё и не спросят, но у Скибинского — по-любому, — ответил снисходительно, заметив, как уплотнилось вокруг него кольцо. Одними разговорами сыт не будешь. У каждого в глазах светилась звериная жажда крови. Одно неверное движение — и загрызут на месте. — Так что харе тут втирать всякую х*йню. Немного не по адресу. Ко мне у вас какие претензии?
— А ты не в курсе? Я тебе о чем талдычу? Я говорю: от девки держись подальше. Даже в сторону её не дыши. Так понятно?
Понятно. Он сейчас каждую рожу запомнил, запечатлел в памяти, чтобы потом наказать по-своему. А Максименка, доставшего из кармана кастет — убивать не станет. Собственными руками шею свернет.
— Смотри, даю последний шанс на сообразительность, — надел специфическое оружие на толстые пальцы, злорадно усмехаясь. — Я даже понимаю тебя. Девка красивая, сочная, так и просится на х*й, да?
В толпе послышались пошлые замечания, кто и как оттрахал бы Владку, не будь она Олега. Гончаров и бровью не повел. Ярость и так прожигала внутренности, заливала всё серной кислотой. Если сейчас потеряет голову и поддастся эмоциям — не сдержится и первым нанесет удар, откроется со всех сторон.
— Засунь свои советы себе в задницу, — отчеканил, сжимая до хруста кулаки. — И Олежке передай то же самое.
— У-у-у, смелый сильно? А не боишься, что рожу твою симпатичную разукрасим да ноги переломаем?
— А кто ломать будет? Ты что ли? Если сам на сам, так давай, ещё посмотрим, кто кого. Я ж тебя первым урою. Если ж все вместе — тогда да, смельчаки. Десять на одного — за*бись смелость. Не думал, что сложил о себе такое впечатление. Прям лестно стало.
— Я думал, ты умнее, — театрально вздохнул Максимов, изображая вселенскую скорбь и тут же, без какого-либо намека сделал резкий выпад.
Только благодаря присущей с рождения наблюдательности Гончаров сумел уйти от сокрушительного удара в челюсть, однако это не спасло его посыпавшихся градом ударов.
Торцонув одного в бочину, второго увалив в пах, третьего лупил куда придется — и это всё под хлынувшей массой. Всё, что сдерживал до сей поры, прорвалось, вылилось в неистовом желании уцелеть.
Не обращал внимания на пульсирующую боль в затылке, на бежавшую по виску кровь. Напрягал мышцы, прикрывал лицо, не позволяя завалить на асфальт. На теле не было такого места, которое бы не занемело от боли. Пот застилал глаза, разъедал слизистую, отдавал во рту противным привкусом. А может, это и не пот вовсе.
Только бы продержаться, не уплыть раньше времени. От каждого нового удара, что сыпались со всех сторон, обрастал лютой ненавистью. Вот его природа. То, с чем он жил долгие годы. Напомнил ему Олежка, кем он есть на самом деле — бесчувственным убийцей, способным убить не моргнув глазом.
— Что ж ты, Лёшенька, не понятливый такой? — донеслось до затуманенного болью сознания.
Гончаров сплюнул собравшуюся во рту кровь и холодно улыбнулся, чувствуя, как отекает подбитый глаз.
— Какой есть, — прохрипел, отбиваясь от очередной порции ударов и победно улыбнулся, услышав совсем рядом резкий визг тормозных колодок…
— Как будем дальше? — Седых плеснул Гонгчарову на руки очередную порцию воды, а потом и сам отпил из бутылки, выравнивая сбившиеся дыхание.
— Никак, — смыл с лица кровь, кривясь от жжения в рассеченной брови. По ощущениям, вроде всё цело. Так, пара ссадин да бочина побаливала, а там будет видно. — Я со Скибинским сам поговорю.
— Так может…
— Никаких «может»! — рявкнул, на ходу вытерся краем футболки. Никто не должен знать о причине конфликта. Турский не будет распространяться, так как никто ему не давал права на девушку. Сказано было: если сама даст добро — без проблем. Влада не давала, насколько Лёшка был в курсе. Сам он тоже не спешил открываться перед Скибинским, решив переговорить с Шамровым, и заручится дружеской поддержкой. Для всех остальных причиной наезда стал вчерашний конфликт.
Такого как Турский не грохнешь просто так. Но и сидеть, сложа руки, Гончаров тоже не собирался. Стоило ускориться, землю грызть зубами, но найти на него компромат. Прижать как-то с*ку к стенке. Если не сделает этого — прижмут его. И вряд ли в следующий раз ограничатся бейсбольными битами.
Разговаривали в сторонке, подальше от оставленных у обочины машин. Прихваченные в спешке парни расхаживали вдоль трассы, обсуждая недавнюю потасовку. Размяли руки, ничего не скажешь. И казалось бы, не с врагами ведь, а со своими. Не правильно как-то. Но и набрасываться толпой на одного считали сверх подлости. Если уж и решать спор, то по-честному, как положено.
— Как знаешь, — мрачно согласился Седых, провожая друга к машине.
Гончаров прошелся по волосам пятерней, гася остатки недавней злости и прикрыв глаза, попытался взять себя в руки. Седых ни в чем не виноват. Наоборот…
— Вань, — тяжко вздохнул, оперся о дверцу, нетерпеливо играя скулами, — давай потом поговорим. Сам видишь, ситуация хреновая. Я сейчас начну с тобой беседы вести, а там Владка слетела с катушек. Кто потом отвечать будет?
Седых понимающе вздохнул. Оно то так, но… он и сам бы мог поехать за Некрасовой.
— Ладно, — перебил поток его мыслей Гончаров, сев за руль. — Спасибо за помощь, с меня причитается.
— Да ты что, Лёх? Какие долги? Ты уже свой, мы все за тебя горой. Ты главное дров не наломай, — пожал протянутую в благодарность руку, с тревогой заглядывая в глаза. — Ага?
— Постараюсь, — пообещал смазано. Оба знали, что всё далеко не так просто. Перешагнул Гончаров установленную черту. Уже давно. И Седых это видел. Может, и не правильно, что прикрывал его, но и пойти против, сдав Скибинскому, не мог.
До утеса Лёшка домчался за несколько минут. Не ехал, а летал, не обращая внимания на раскинувшуюся вокруг красоту. Смотрел только перед собой, уставившись сначала в едва виднеющуюся точку, а потом, при приближении, и на саму девушку.
Влада сидела на плоском камне и при его приближении вскочила на ноги, стирая со щёк слёзы. Не делая резких движений, Гончаров вышел из машины, и с каждым пройденным шагом видел, как на её лице одна за другой меняются эмоции.
Не смотря на солнечное утро, ветер тут бушевал нехилый. Владкины волосы развевались от резких порывов, платье облепило стройную фигурку, покрывая кожу колкими мурашками. Шатало её от него, скрывало лицо длинными прядями. Влада остервенело отбрасывала волосы назад, а когда Лёшка шагнул к ней, выставила вперёд дрожащие руки.
